Сумерки эльфов

В течение двух дней кавалькада быстро продвигалась к северу, преодолевая по пятнадцать лье в день. Было холодно, но дождь перестал. На третий день к полудню ледяной пронизывающий туман заволок, казалось, все пространство между землей и небом мутно-серой пеленой. Люди, эльфы, гномы и даже лошади втянули головы в плечи и ехали молча. Уже давно остались позади последние фермы, и теперь кругом простирались лишь пустынные равнины, в это время года казавшиеся особенно унылыми. Снег в Логре выпадал редко и ненадолго — самое большое на несколько недель в году,- но земля и трава становились почти одинакового бурого цвета и раскисали под дождем, что придавало пейзажу какую-то безнадежность.

Крестьяне, живущие на фермах — низкорослые люди с грубыми руками,- все-таки ухитрялись с каждым годом обрабатывать для своих посевов все больше земли и постепенно продвигались все дальше вглубь неосвоенных равнин. Сердца их были более суровыми, чем земля, которую они обрабатывали, и мечтали они о том, чтобы настали наконец времена, когда человек победил бы природу с ее чередованием холода и жары и стал бы хозяином земли, скал и деревьев…

Ласса — эльфийская лошадь, на которой ехал Ллевелин, паж королевы, — вдруг протяжно заржала.

— Я боюсь дождя, ветра, зимы и этих унылых пастбищ! — жаловалась она.

Ллевелин ее не понял. Он не знал языка животные но, как и все эльфы, мог почувствовать, что у них на ду- ше. Он склонился к шее Лассы и тихо запел ей на ухо какую-то песенку.

Черный жеребец Утера насмешливо фыркнул.

— А я-то думал, эльфийские лошади более выносливые, — сказал он.

— Никто не любит дождя и холода, — возразила Ласса. — Но что ты можешь знать о холоде и голоде, если спишь в конюшне и идешь туда, куда тебе велят?

Конь Утеря резко взвился на дыбы, что очень удивило всадника. Ллиэн, ехавшая перед ним, обернулась и, словно для того, чтобы усилить замешательство рыцаря, произнесла что-то непонятное.

Словно повинуясь зову, конь рыцаря подбежал к ней, так что всадник против своей воли оказался бок о бок с королевой.

— Вы… говорите с лошадьми? — спросил Утер, даже не осознав в первый момент, насколько глупо прозвучал его вопрос.

— С лошадьми, собаками, волками и птицами, — ответила Ллиэн без всякого удивления. — Но я знаю лишь по нескольку фраз. А вот Тилль-следопыт знает языки всех животных.

Утер покраснел. В этот момент ему захотелось, чтобы на нем был шлем с глухим забралом, позволивший бы скрыть смущение.

Ллиэн негромко рассмеялась. Мелкие капельки дождя поблескивали на ее лице и черных волосах, отчего она, больше чем когда-либо, казалась сотканной из серебристого тумана, нереальной и почти бесплотной — настолько ее кожа и муаровая одежда сливались с дождевой завесой. А светло-зеленые глаза блестели еще ярче, чем всегда.

— Что-то не так?

Рыцарь вздрогнул и снова покраснел — оказывается, уже больше минуты он, сам не сознавая того, молча смотрел на королеву Высоких эльфов. Ллиэн рассмеялась уже более откровенно, забавляясь его замешательством.

— Кажется, любезный рыцарь, ваш конь успокоился. Может быть, вы доскачете до Тилля и попросите его сделать остановку, чтобы подкрепиться?

Утер Бурый ответил резким кивком и пришпорил коня. Ллевелин, подъехав к королеве, занял его место.

— Красота вашего величества не оставляет равнодушным никого из людей, — заметил он, улыбаясь.

— Так говорят, — ответила Ллиэн, возвращая ему улыбку.

— Тем лучше. Может быть, их будет легче привлечь на нашу сторону, если дело примет скверныйоборот.

Королева Высоких эльфов нахмурилась.

— Утер — один из двенадцати стражей Великого Совета. Он друг эльфов, но также и гномов. И это очень хорошо. Я бы не хотела сделать ничего, что могло бы изменить такое положение.

— Простите меня, королева, — прошептал Ллевелин.

Он придержал своего коня, чтобы между ним и Ллиэн осталась прежняя дистанция. Однако в глубине души он понимал, что прав. Мало кто из людей-мужчин мог устоять перед красотой эльфийских женщин. Поэтому большинство знатных дам Логра издавна старались, чтобы больше нравиться своим мужьям, подражать бледности, изяществу и безмятежному спокойствию тех, кого человеческие легенды порой называли феями, порой — ундинами, сильфидами, белыми дамами или духами леса. Отсюда в королевстве повелась мода на батистовые сорочки, покрывала из тонкого льна, закрывающие голову и шею и делающие лица более узкими, на длинные рукава, полностью скрывающие руки и доходившие до кончиков пальцев, или высокие остроконечные шляпы с вуалями,- одним словом, на все, что помогало казаться выше, тоньше и бледнее. Девушки пудрили лица и почти ничего не ели — вплоть до голодных обмороков, и страдали в тесных узких платьях, в которых невозможно было свободно дышать. И все только для того, чтобы походить на эльфиек…

Ллевелин пожал плечами. Что бы там ни говорила королева, ни один молодой человек не устоял бы перед эльфийкой — если только не боялся эльфийских чар… А такое тоже нередко бывало.