— Говорят, там пауки потрудились.
Зевота мгновенно прошла.
— Какие пауки? — искренне удивился Лошак.
— Неграмотный, что ли? Эти… Из организации «Миссия».
— Которые пьют кровь? — уточнил он, — Не знаю, может, и они… Только их, по-моему, денежки не волнуют, они, по-моему, детей из приютов таскают.
— Лошадь и осел, — выцедил я. — Идиотские слухи.
Встал и пошел прочь. Сзади раздалось запоздалое вяканье, но я решил не напрягать слух. Я направился к бару. Немного шатало: все-таки четыре графина — это доза. Проклятье! Еще чуть-чуть, и Лошак смекнул бы, что я интересуюсь банком неспроста. Идиот, полез с пьяной любознательностью. В самом деле, кто знает, откуда у этой твари деньги? Не за умение ли докладывать о любознательных идиотах?
Народу поубавилось — посетители начали расходиться по любовницам и сводным домам. Стало уютно. На полу, прямо вдоль батареи крутящихся табуреток, лежало расслабленное человеческое тело — культурно отдыхало. Я переступил его и подвалил к стойке.
— Шолом, — сказал я бармену. Тот искоса глянул:
— Свобода — наше знамя, дружок. Тебе налить?
— Обязательно, — сказал я. — Только что-нибудь помягче, а то я уже… сам видишь.
— «Жидкий воздух»? Со льдом или без?
— Все равно.
— Понятно, — он вздохнул. — У тебя ко мне дело?
— А то! Как же можно без дела?
Бармен снял с полки нарядный сифон и вбил кипящую струю в стакан.
— Я слушаю.
— Какие новости в городе?
— Ничего интересного, дружок, — сразу ответил он. — Начальник службы безопасности утопился в унитазе.
— О-о, ты был знаком с таким человеком!
— Боже упаси! Я случайно находился в кабине рядом. Забыл сказать, это было в общественном сортире.
Я сделал вид, что мне смешно. Друг моего детства любил пошутить, жаль только, чувства юмора не имел.
— Да ты остряк, — похвалил я его. — Или болтун. Если ты не болтун, ответь, почему твоего хозяина прозвали Балаболом?
— Глупый вопрос, — сказал он. — Его прозвали Балаболом, потому что было за что. Иначе он не был бы им, верно?
— Он уже пришел?
— Его сегодня не будет, Саша. Приболел… Вообще-то я болтун, — в глазах бармена мерцало веселье. Сам он не улыбался. Здешний бармен давно разучился улыбаться.
Я вежливо хмыкнул, помолчал, потом придвинулся ближе и начал осторожно трогать его многострадальные нервы:
— Ну и хрен с ним, мне он не нужен. Слушай, из чистого любопытства… Только не прячься сразу под стойку, ладно? Как ты думаешь, банк — чья работа?
Он поднял брови. Он внимательно осмотрел зал. Под стойку не полез, но это явно потребовало от него душевных усилий.
— Почему ты спрашиваешь именно у меня? — наконец подал он голос.
Я объяснил:
— Ты же торчишь тут целые сутки! Все разговоры слышишь, все новости первым узнаешь. Разве нет?
— А почему это ограбление тебя так волнует?
Я разозлился.
— Сказал же, любопытство одолело! Не хочешь отвечать — отлично, молчи в тряпку! Чтоб ты подавился этой грязной тряпкой!
— Тихо, тихо, — попросил меня бармен, зачем-то оглянувшись. Брови он все еще держал в поднятом состоянии. Глупейший у него был вид.
— Смех на палке! — продолжал я чуть тише. — Чего ты боишься? Я же не прошу тебя свидетельствовать в суде.
Он побарабанил пальцами по сифону.
— Я не боюсь, — сухо уведомил он меня. — Я просто не знаю. Я вообще мало знаю, я веду здоровый образ жизни. Могу только догадываться. Но и это, говорят, бывает вредно для здоровья.
Закончил мысль. Возложил руки на стертую тысячами локтей поверхность стола и спокойно посмотрел мне в глаза. Нестерпимо хотелось плюнуть в его лакированное личико, и он угадал мое желание, потому что раскрыл рот снова — прежде, чем это сделаю я:
— Думаю, там потрудилась банда сухомордых. Говорят, охрана перебита вся, кроме пары азиатов. Своих пожалели.
— Насреддины?.. — с сомнением сказал я. — Нет, не может быть. По-моему, узкоглазые задницы такое не потянут. Тут мудрость нужна, вроде твоей… — я подмигнул. Разговор уверенно двигался в тупик, возвращался в русло нормальной болтовни, тогда я решил в открытую. — И связи тут нужны, такие, к примеру, как у Балабола. Я, собственно, хочу вот о чем у тебя спросить, Иосиф. Балабол как-то связан с этим делом или нет? Странные, знаешь, слухи про него витают.
Бармен распрямился. Потом сгорбился.
— Балабол опасный человек, — только и шепнул мне в ответ. Отошел к холодильнику, бесцельно постоял, вернулся и еще прибавил. — Ты, Сашок, тоже. Извини, но твое чистое любопытство не имеет ко мне никакого отношения. Я просто бармен, так и передай.
— Дурак мнительный, — горько сказал я. — Кому передать?
— Я не знаю, кому. Я просто бармен.
— Эх, ты. Попортить бы тебе витрину за такие слова…
— Прости.
— Забыл, что мы с тобой в детстве вытворяли? Отловим, бывало, студенточку…
Он деликатно меня выслушал и спросил:
— Еще хочешь выпить?
— Дай газету посвежее, — угрюмо приказал я ему.
Он исполнил. Через шесть секунд мне стало противно, я скомкал газету и влепил бумажный шар в сияющий стеллаж.
— Тошнит, — сообщил подскочившему в испуге бармену. — Сплошные пауки. Тебя лично, Иосиф, они не беспокоят?
Он пожал плечами.
— Пауки? Это не по моей части. Крысы в подвале меня беспокоят гораздо больше.