Сумеречный Взгляд

Тварь полностью скрылась внутри тела невысокого пузатого мужчины средних лет с грушевидным носом, близко посаженными глазами и тонкими усиками. Но я, разумеется, видел истинную сущность гоблина сквозь эту маскировку. Он был обнажен — очевидно, здесь, в Аиде, это было модно.

Веки его затрепетали. Он судорожно дернулся.

Райа извлекла шприц, полный пентотала соды, с иглой для подкожных инъекций, который приготовила заранее. Куском эластичной трубки, какую сестры в больницах используют для этих же целей, Райа перетянула руку пленника так, чтобы прямо над локтевым сгибом на руке вздулась вена.

В медно-желтом свете искусственных солнц, подвешенных над пустыми чанами, глаза нашего пленника открылись. Они по-прежнему были мутными и несфокусированными, но чудовище быстро приходило в себя.

— Поторопись, — сказал я.

Райа выбрызнула несколько капель лекарства на пол, чтобы удостовериться, что в игле не осталось воздуха. (Мы не смогли бы допросить это создание, если бы оно умерло от воздушной закупорки сосудов через несколько секунд после инъекции.) Райа ввела в вену лекарство.

Через несколько секунд после этого наш пленник застыл, все его суставы затвердели в неподвижности, мускулы напряглись. Глаза широко распахнулись. Губы раздвинулись, обнажив в гримасе зубы. Все это встревожило меня и подтвердило мои сомнения относительно действия пентотала на гоблинов.

Тем не менее я наклонился вперед, глядя прямо в глаза врага — они словно смотрели сквозь меня, — и попытался допросить его.

— Ты меня слышишь?

Шипение, которое, должно быть, обозначало «да».

— Как тебя зовут?

Гоблин, не моргая, поглядел на меня и неохотно издал булькающий звук сквозь сжатые зубы.

— Как тебя зовут? — повторил я.

На этот раз его язык зашевелился, рот чуть приоткрылся, и из него вырвался бессмысленный набор звуков.

— Как тебя зовут? — спросил я.

Снова бессмысленные звуки.

— Как тебя зовут?

И снова он издал лишь странный звук, но до меня дошло, что это тот же самый ответ, который он дал на предыдущий вопрос, — не бессмысленные звуки, а многосложное слово. Я почувствовал, что это и есть его имя, но не то имя, под которым он был известен в мире обычных людей, а то, под которым его знали в тайном мире его рода.

— Как твое человеческое имя? — спросил я.

— Том Таркенсон, — ответил он.

— Где ты живешь?

— На Восьмой авеню.

— В Йонтсдауне?

— Да.

Это средство не действовало на них как успокаивающее, не сдерживало их, как нас. Но пентотал погружал его в это неподвижное, гипнотическое состояние и, судя по всему, побуждал отвечать правдиво, причем куда более эффективно, чем людей. Гипнотическая пелена заволокла глаза гоблина. Человек бы на его месте уснул и отвечал бы на вопросы, задаваемые ему, вяло и бессвязно, если бы вообще отвечал.

— Где ты работаешь, Том Таркенсон?

— Угольная компания «Молния».

— Чем ты там занимаешься?

— Я горный инженер.

— Но на самом деле ты ведь не этим занимаешься?

— Нет.

— А чем ты тут занят на самом деле?

Неуверенное молчание. Затем:

— Планируем...

— Что планируете?

— Планируем... вашу смерть, — ответил он. На миг его глаза прояснились, сфокусировавшись на мне, но тут же он опять впал в транс.

Я поежился.

— Каково назначение этого места?

Он не отреагировал.

— Каково назначение этого места? — повторил я вопрос.

Он испустил еще одну длинную цепочку звуков, которые были лишены для меня какого-нибудь значения, а лишь указывали на значение.

Я никогда прежде не думал, что у гоблинов может быть их собственный язык, которым они пользуются, когда нет опасности того, что кто-нибудь из нашего рода может услышать их. Но это открытие не удивило меня. Почти наверняка это был язык людей, на котором разговаривали в том потерянном мире в прежнюю эру, прежде чем цивилизация пала жертвой апокалиптической войны. Немногие из людей, которые пережили тот давний Армагеддон, обратились в дикое состояние и позабыли свой язык, как и многое другое. Но гоблины, которых выжило большее число, помнили его и использовали как свой живой язык.

С учетом их инстинкта к искоренению нашего рода, была некая ирония в том, что они должны были сохранять что-то, что порождено человеком, — кроме себя самих.

— Каково назначение этого сооружения? — упорствовал я.

— ...убежище...

— Убежище от чего?

— ...тем...

— Убежище от темноты?

— ...от черной молнии...

Прежде чем я успел задать следующий — и очевидный — вопрос, гоблин неожиданно забарабанил пятками по каменному полу, передернулся, моргнул, зашипел. Он попытался дотянуться до меня одной рукой. Хотя его суставы больше не были скованы, они все же оставались непослушны ему. Рука упала обратно на пол, пальцы задрожали, точно сквозь них пропустили электрический ток. Действие пентотала соды быстро заканчивалось.