Сумасшедшая шахта

Я бросился к Худосокову, но он выстрелил в меня дважды не повернув даже головы... Одна пуля попала в плечо, другая – в бедро и я, обливаясь кровью, упал на ворох металлических опилок. В это время, с места, где пряталась Ольга, раздались сухие пистолетные выстрелы. Худосоков ответил на них несколькими короткими очередями. После третьей очереди выстрелы оборвались...

Выждав минут пятнадцать за рельсовой баррикадой, Худосоков подошел к рюкзаку, повесил его за плечо и бесстрастным шагом доморощенного Терминатора медленно пошел к куче металлолома, служившей для Ольги баррикадой. Сжимая рану на плече и волоча за собой простреленную ногу (слава Богу, мои кости пуль бандита не привлекли) я потащился за ним.

...Девушка лежала ничком на ржавых, искрученных трубах. Подойдя к казавшемуся невесомым телу, Худосоков носком ботинка перевернул его на спину. Девушка не дышала, блузка на груди была насквозь пропитана алой, не почерневшей еще кровью...

– Не успел ее трахнуть, жаль... – сказал Худосоков, глядя в ее синие, чуть приоткрытые глаза. – Была бы довольна, сучка...

Я хотел подойти к Ольге, но был решительно остановлен дулом автомата.

– Или ты остаешься здесь мертвым, или идешь со мной живым, – сказал Худосоков, презрительно глядя в мои полные слеза глаза. – Пошли, чего тебе с холодной на холодном лежать... Файды в этом никакой.

Я постоял немного, с ненавистью глядя в его равнодушные, бесцветные глаза и, решив немедленно напороться на пулю в живот, пошел на него со сжатыми кулаками.

– Ну, ты даешь! – отступая назад, покатился со смеху Худосоков. – Ты, чо, Сашку Матросова из себя изображаешь? На, лучше перевяжись!

И, вытащив из заднего кармана перевязочный пакет, кинул его мне. Полностью лишенный воли, раздавленный смертью любимой девушки, я сел на камни и заплакал... Слезы текли у меня по щеке, я плакал, плакал и выполнял приказ Худосокова – перевязывался... Потом он повел меня в Контору. И, к сожалению, мы дошли до нее без приключений – Коля исчез!

4. Хрен с винтом. – Спасительный медальон. – Смерть поэта. – Весенне-летний в яркой форме.

В кают компании все было по-прежнему. Тот же опустошенный Шура сидел на стуле, отрешенно глядя в потолок, и тот же хищно-злорадный Хачик с автоматом подмышкой что-то ему говорил в лицо своим писклявым голосом. Худосоков вручил рюкзак с деньгами своему главарю и, рассказав ему о смерти водителя и Ольги, направился к двери.

– Зырьте в оба! – пискнул ему вслед Хачик. – К обеду сматываемся!

После того, как Худосоков притворил за собой дверь, а я присел на пол у кухонной стены, Хачик присел над рюкзаком, развязал его и вытащил несколько пачек долларов.

– Сколько здесь, ты говорил? – спросил он меня, не разгибаясь и не поворачивая ко мне головы. В его голосе была надежда, что я назову сумму большую, им уже на глаз прикинутой.

– Лимон триста... Примерно... Мы не считали... – ответил я автоматически.

Автоматически, не потому, что боль в раненном плече стала невыносимой, а потому что мое внимание полностью поглотил Шура – с ним происходило нечто жуткое. Человек, минуту назад напоминавший мешок с трухлявой соломой, начал на моих глазах превращался в смертоносного монстра, беспрерывно излучающего вокруг себя мощные волны леденящего кровь ужаса. Он медленно выпрямился, глаза его налились кровью и выпучились. Когда он встал, то показался мне на голову выше и намного шире в плечах прежнего мешковатого Шуры. Весь охваченный цепенящим ужасом, я понял, что этот человек меня не узнает и более того, что когда он покинет эту комнату, в ней не останется ничего живого...

"Фуга!!! – подумал я, моментально вспотев. – Фуга! Мистер Джекилл превращался в мистера Хайда, а мешковатый Шура превращается в незнающего пощады монстра!"

А Хачик, не разгибаясь, считал зеленые пачки: "...Восемьдесят девять, девяносто, девяносто один..." На счете "девяносто пять" монстр подошел к нему сзади и опустил ему руку на плечо. Хачик недовольно вскинул голову и, увидев нависшие над ним малиновые глаза, замер с широко раскрытым от ужаса ртом.

Так они смотрели друг на друга бесконечные десять секунд. Когда дрожащая рука Хачика потянулась к автомату, монстр обхватил его лицо и затылок руками и резким, выверенным движением повернул на сто двадцать градусов. И в гробовой тишине кают-компании раздался хруст ломающихся шейных позвонков... Услышав его, убийца зловеще улыбнулся и, не отпуская головы своей жертвы, разогнулся и поднял ее над собой. По мере того, как руки поднимались, сломанная шея Хачика становилась все длиннее и длиннее... Неторопливо налюбовавшись только что сотворенной смертью, монстр откинул безжизненное тело в сторону и медленно повернулся ко мне...