– У тебя восхитительно богатое воображение.
– Спасибо.
Короткий писк сообщил мне об еще одном входящем звонке, и я напряглась от предчувствия, увидев индекс Чикаго.
– Мне надо идти, Валентина. Позже поболтаем.
– Удачки.
Я ответила на второй звонок.
– Алло?
– Джианна.
От скорби в ее голосе моя кровь заледенела в венах.
Я остановилась посреди тротуара, чувствуя, как пульс колотится в горле.
– Тара… как она?
После долгой паузы я уже знала.
Знала, что моя мама умерла.
– Нет… – Я стояла на месте, но земля под ногами двигалась, грозя разверзнуться и поглотить меня. Горло сдавило, а слова были еле слышны.
– Я должна была увидеться с ней завтра. – Билет до Чикаго в моей сумочке внезапно стал весить десять кило.
– Джианна… Мне так жаль, но ее больше нет. Она так долго боролась…
Латте выскользнул из моих пальцев и расплескался по асфальту. Солнце грело кожу, но под ней не осталось ничего, кроме льда. В ушах звенело, а шум улиц Нью-Йорка словно потух под крепкой хваткой скорби.
– Я приеду к ней завтра, – бездумно сказала я.
– Она очень тебя любила. – Голос медсестры тронули ноты слез и улыбки. – Ты была для нее всем.
Боль, злая и острая, вырвалась из клетки глубоко внутри меня и схватила за горло.
– Почему? – всхлипнула я. Почему она? Почему этот мир такой нечестный? Такой жестокий? Почему любовь ранила сильнее самой острой боли?
– То, что она прожила так долго при такой тяжелой стадии рака, уже было благословением, Джианна. Тебе повезло провести с ней так много времени.
Единственным благословением была Тара. Только благодаря ей я могла видеться с мамой в хосписе, где она жила последние два года. Мой папá запретил мне ее посещать. Он и дышать бы мне запретил, если бы мог.
Слезы жгли глаза, сердце, душу.
– Спасибо тебе, Тара, за все, что делала для нее… и для меня.
– Ну, я бы не смогла смотреть на себя в зеркале, если бы разлучила мать и дочь.
Я стояла, невидяще глядя перед собой, и мир казался таким большим, таким тяжелым, что нести на себе его вес было невыносимо больно.
Кто-то столкнулся со мной и выбил из моей руки телефон.
Он разбился о тротуар.
Я не помнила, как добралась домой, но какое-то время спустя стояла на террасе, а с неба лил дождь. Холод. Одиночество.
Это было последним, что я помнила, проснувшись на жестком полу тюремной камеры.
Хранение наркотиков и вождение в нетрезвом виде.
Безразличие разлилось по венам и поселилось в сердце. Я сидела, обняв колени руками, и смотрела перед собой. Почему-то я знала, что Аллистер не придет, но я и не ждала его. Я не хотела, чтобы меня спасали. Может, я была там, где мне и полагалось быть. И все же полчаса спустя меня вывели из участка и отвезли прямиком в клуб Туза.
Он бросил на меня взгляд, покачал головой и повернулся обратно к бумагам, разложенном на столе.
– Ты вообще понимаешь, чего мне стоит каждый раз вытаскивать тебя из тюрьмы? У меня и так дел по горло, не хватало еще за тобой присматривать.
Я понимала, о чем он говорит, но все равно ничего не чувствовала. На моих плечах висел чей-то пиджак. Он был тяжелым, и на секунду мне показалось, что это просто вес моей вины.
– Честное слово, бросил бы тебя там, если бы не боялся, что ты расколешься, как только тебя начнут допрашивать. Тебе нужен чертов психотерапевт, Джианна, – рыкнул Туз, проведя рукой по волосам. – Учитывая, через что ты прошла… Меня тошнит от твоего отца. Я хотел его прикончить, еще когда мне было десять.
Наши отцы были друзьями. Я знала Нико с тех пор, как мне было пять, а ему шесть. Мы могли быть идеальной парой – Нико видел все мои сломанные стороны. Но я не могла любить Нико. Он меня не спас.
– Я знаю, что ты скажешь, но должен спросить: ты хочешь поехать домой, в Чикаго?
Я помотала головой.
– Тогда хватит с тебя свободной жизни. – Он встретился со мной глазами. – Выбери одного из моих людей, Джианна, или я выберу за тебя.
Неделю спустя я стала миссис Ричард Марино.
Глава седьмая
Кристиан
– Саша, а у вас бывало такое, что вы чего-то очень хотите и не можете избавиться от этой мысли, как бы, черт возьми, ни пытались? – Ее легкий запах с ноткой ванили, ощущение ее рук на мне, не проходившее несколько дней, ее возмутительные наряды, ее хрипловатый смех, от которого я весь оказывался охвачен огнем. – А когда вам удается попробовать эту самую вещь на вкус… – И ты сходишь с ума. – Вы забываете, почему пытались от нее отказаться?
Саша открыла и закрыла рот.
– Вы хотите что-то, чего не можете получить. – Слова срывались с ее губ задумчиво и недоверчиво, словно она поверить не могла, что я не могу в этой жизни иметь все, что захочу.
Да, я тоже не верил.
Я повел плечами, прогоняя раздражение.