Сумасбродка и олигарх

Ведь я знала, что у Руслана имеется на меня досье. Еще в первый день, когда стояла за этой дверью, подслушивая разговор троих: шефа, его помощника — при воспоминание о нем скривилась, как от внезапной зубной боли — и его ящейки. Так почему сейчас такое чувство, будто меня предали? Растоптали. Унизили. Разложили мою жизнь как пасьянс, перед собой, на общий стол, изучая грязные подробности. Злость ядовитой змеей укусила прямо в сердце — оно дернулось, остановилось, мгновения мертвой тишины, и застучало, отсчитывая ровный ритм.

— Даша, — голос рядом, позвавший меня по имени, но мне показалось, прозвучал будто издалека.

Я подняла голову. Мужчина отшатнулся от моего взгляда.

Деревянные ноги плохо слушались, поднялась из кресла, и словно девяностолетняя старуха поплелась к двери. Здесь мне больше делать нечего. Уйти. Остаться одной. Никого не видеть и не слышать. Мне нужна тишина. Одиночество. Хеппи энда не будет. Знать заранее, а значит программировать себя изначально на расставание, потому и не спешила раскрывать радушные объятия чувствам. Чувства, они такие разные. Пять минут назад парить на крыльях, сейчас падать в бездну, покорно сложив эти самые крылья. И нет желания даже попытаться их расправить. Зачем? И жили они долго и счастливо, и умерли в один день? Поистине грустный конец. Скучный, выдуманный для окончания сказок, а я живу, так как хочу.

— Это досье никто кроме меня не видел, — произнес хриплый голос, но тут же исправился. — Ну и того, кто собственно его подготовил. И конечно же, дальше чем этот кабинет оно не покинет, можешь даже не сомневаться.

Я покачала головой и усмехнулась. Разве это сейчас так важно? Молча шла к двери.

— Даш, послушай, сейчас, прямо на твоих глазах, я его уничтожу. Не знаю, почему я этого раньше не сделал. Хочешь? — мужчина кивнул на папку, с надеждой и ожиданием глядя на меня.

— Мне все равно, — голос не мой, с холодным скрежетом.

— Прошу, не уходи так, — обладатель просящего голоса решительной скалой преградил мне путь, заслоняя своей фигурой проем в двери.

— Как? — удивилась, вполне искренне. Нужны фанфары, красная дорожка и долгие проводы? Часовые выяснения отношений? Глупо все это. Глупо и… И больно.

— Словно я один из тех снятых тобой на ночь мальчиков, от которых ты сбегаешь с утра. Молча, не давая шанса на продолжение, о которых забудешь через час, — мужчину понесло, он понял это, поэтому притормозил, запустил руки в карманы, чтобы скрыть напряжение. Его злость была мне не понятна. Не желала я ничего понимать и принимать, железобетонная стена, не пробиться. — Посмотри на меня. Выскажи все, что у тебя на душе, все, что думаешь обо мне. Наори. Обзови, как тебе только захочется. Запусти вазой. Ударь. Только не уходи, — отчаянно произнес последнюю фразу. Проникновенный взгляд не способен оказался поникнуть в мою душу, голос не способен растопить лед в душе, достучаться до ледяного сознания, попытки остановить снежную лавину бесполезны. — Так бы поступила любая другая женщина, но не ты, — понял мужчина тщетность своих попыток уговорить меня. Лицо его застыло, взгляд изменился. — Ты не выйдешь отсюда, пока мы не поговорим, — отрезал без лишних эмоций.

— Насилие, — с грустной усмешкой потрясла головой, по-прежнему не глядя на Руслана. Знала, как ударить побольнее. — Что ж, придется потерпеть, мне не привыкать.

Бледность растеклась по мужским щекам, бескровные губы плотно сжались, плечи безжизненно опустились, взгляд, виновато отведенный в сторону, шаг-второй через силу, путь свободен.

Я шагнула к выходу, поравнявшись с мачо.

— Спасибо за чудесные выходные, — вырвалась фраза, я и не ожидала от себя подобного. Мы стояли, почти соприкасаясь плечами, головы прямо.

— Я люблю тебя, — прощальная фраза Руслана, может она что-то изменит.

— Да, ты это уже говорил, — отстранено кивнула в ответ.

— Я люблю тебя так давно, — торопливо продолжил мужчина, шанс высказаться, ведь я все еще стою рядом. — Ты была капризным, избалованным ребенком, но то лето, когда я пришел в ваш дом присматривать за тобой, не променяю ни на что. Эти воспоминания самые теплые из моего детства. Затем год ожидания, чтобы вернуться, но получилось так, как получилось. Я приезжал каждый год, на день, на час, на минуту, чтобы увидеть тебя издалека, как ты растешь, какой становишься. В последний раз я видел тебя на празднике в честь твоего шестнадцатилетия, от тебя невозможно было оторвать глаз, — мужской голос зазвучал тише, взгляд затуманился от воспоминаний. — Я купил тебе подарок, но так и не решился тогда подойти, весь вечер терялся в толпе, следуя за тобой лишь взглядом, — голос от избытка чувств смолк.

— Серьги были от тебя? — коснулась своего уха, опять забыла снять, и тут же отдернула, словно гладкие камушки обожгли пальцы.

— Я думал, что подарить той, у которой и так все есть, чтобы она догадалась о моих чувствах. Глупец, — с самоиронией произнес мачо.