Сумасбродка

— Вот так-то лучше. А теперь я попробую тебе чем-нибудь помочь. — Он в растерянности принялся оглядываться и, наконец, заметил в углу возле кровати тазик с водой. Поскольку под рукой больше ничего не было, Грей намочил ее сорочку и тер пышущее жаром тело до тех пор, пока девушка не открыла глаза.

— Это очень мило, — томно произнесла она, после чего ее головка безвольно склонилась на плечо.

— Ох, нет, — взмолился Грей, — тебе же нужно пить! — И он старательно принялся вливать в нее воду, не прекращая усилий до тех пор, пока оба они не обессилели окончательно.

Вскоре Грей понял, что на сей раз Джек просто спит, а не потеряла сознание. Тогда он укрыл ее одеялом до самого носа, осторожно расправил по подушке копну спутанных волос, поднялся, натянул свой костюм и снова пощупал лоб девушки. Жара не было. Слава Богу, кажется, на этот раз он действительно получил передышку.

Грей еще раз кинул взгляд на спящую и поспешно выскользнул из номера.

Глава 7

Дождь громко барабанил по узкому оконцу в их номере; от раскатов грома, сопровождавшихся ослепительными вспышками молнии, дребезжали стекла и вздрагивал столик возле кровати. День выдался на редкость мрачный, но тут Грей ничего не мог поделать — ему оставалось только сидеть и ждать. Однако терпение никогда не входило в перечень его достоинств, и было просто удивительно, как он до сих пор не протоптал дыру в ветхом ковре на грубом дубовом полу.

Через час, когда шум дождя прекратился, Джек очнулась от ощущения необычной тишины. До нее не сразу дошло, что все вокруг изменилось, и сперва лучи солнца, бившие через окно прямо в лицо, напомнили ей старый сарай с ворохом соломы.

Потом она должна была что-то делать с какой-то жирной птицей. Но при чем тут птица? Нет, все было иначе. Она была в таверне под названием «Жирная гусыня». У нее вырвался вздох облегчения: наконец хоть что-то прояснилось!

Она пришла сюда… с Греем! Какое милое имя. Правда, он не говорил ей, как его зовут. Просто она слышала, что так его называли тетушки. А еще она отлично помнила его замечательную улыбку, веселую, белозубую — от такой растает сердце любой женщины. При воспоминании об этой улыбке она сама невольно улыбнулась.

Но отчего его нет рядом? Боже, уж не бросил ли он ее? Неужели у него хватило совести забрать с собой Брюстера с Дурбаном и в одиночку вернуться в Лондон?

Ей вдруг ужасно захотелось пить, она просто умирала от жажды. На маленьком столике возле кровати кто-то оставил кувшин. Необходимо было добраться до этой воды — во что бы то ни стало. Она приподнялась.

Барон отворил дверь в их номер как раз вовремя, чтобы полюбоваться, как Джек валится с кровати, увлекая за собой целый ворох одеял, после бесплодной попытки дотянуться до воды.

Чертыхаясь, он опустился возле нее на колени.

— Репа, — проскрипела она, точь-в-точь как немазаные ворота в розовом саду у тетушки Мод. — Моя мама наверняка накормила бы вас репой!

— Молчала бы лучше! Скажи спасибо, что не свернула себе шею! — усмехнулся Грей и вместе со всеми одеялами водрузил больную обратно на кровать, а затем подал ей воды.

Джек принялась пить с такой же жадностью, с какой Грей недавно набрасывался на свиную отбивную. Осушив единым махом целый стакан, она рухнула на подушки, не потрудившись даже вытереть мокрый подбородок, и затем, посмотрев на Грея, произнесла:

— Как ни странно, вы больше не похожи на чучело. Теперь вас и впрямь можно принять за барона.

— Просто сквайр Леон проявил ко мне милосердие, — скромно произнес Грей и тут же удивленно заметил: — Послушай, да ведь ты, кажется, пришла в себя! Значит, я уже не дослушаю трогательную историю про твою любимую лягушку по кличке Фред и про кузена, имевшего привычку швырять ее в пруд каждый год на Майский день, которую ты рассказывала в бреду…

— Бедненький мой Фред! Я уверена, это француз его поймал! Он жил по соседству и повадился ходить к нам в гости — не Фред, а этот француз. Горкины пригласили француза пожить в их поместье, и как только он увидел Фреда, песенка лягушки была спета. Фред пропал, и, боюсь, навсегда. — Она натужно закашлялась. — Послушайте, у меня горло как будто заржавело. Теперь уже не так больно, но все равно неприятно. Можно я еще попью?

Выпив еще стакан, она смущенно поинтересовалась:

— Это правда, будто я выложила вам все про Фреда?

— Ну да. А где теперь твой кузен? — Барон против воли любовался ее порозовевшими щечками и даже, не удержавшись, легонько погладил одну из них.

— Бернард погиб где-то в Пиренеях три года назад.

— Мне очень жаль. Ну а теперь скажи: ты сама помнишь, когда мы пришли в эту таверну?

— Нынче ближе к полудню. Тогда мы умирали от голода и вы проглотили целую свиную отбивную, а мне не предложили ни кусочка.