Султан Юсуф и его крестоносцы

Вы думаете, правители земель Пророка вознесли хвалу султану Юсуфу и восславили его великие подвиги, когда он вернул Святую Землю и Иерусалим в пределы дар-аль-Ислама и завершил великий джихад? — горестно вздохнул и я. — Увы! Случилось обратное! Правителей охватила черная зависть. Они увидели в султане Юсуфе не освободителя, а коварного захватчика. Дьявол ослепил их и нашептал им в уши, что ненасытный султан уже начал зариться и на их собственные владения. Пустили слух, что курд Салах ад-Дин замыслил идти на Багдад, чтобы низвергнуть власть Аббасидов и стать халифом, то есть духовным главой правоверных. Не прошло и месяца после первой службы в главной мечети Иерусалима, как халиф Багдада прислал султану письмо, написанное ядовитой желчью. Он обвинял Салах ад-Дина в том, что он — самозванец, присвоивший себе титул халифа (этот слух, дошедший до Багдада, был мерзкой ложью), и в том, что при взятии Иерусалима над мусульманским войском не реяли черные знамена Аббасида, подданным которого оставался по своей клятве султан Юсуф.

Султан был вне себя от гнева и мучительной обиды.

— Где были твои воины, халиф, когда я брал приступом стены Аль-Кудса?! — воскликнул он. — Там же, где и твои знамена, не потускневшие от палестинской пыли!

— Так и написать? — спросил его с опаской катиб аль-Исфахани.

В эти мгновения он сидел перед султаном, держа калам и составляя под диктовку ответное письмо халифу аль-Назиру.

Султан приподнял бровь, задумался, а потом решительно ткнул в свиток перстом и велел:

— Так и пиши, Имад!

А вскоре произошло и вовсе ужасное событие. Султан послал из Иерусалима в Мекку очень богатый караван, предводителем которого был эмир аль-Мукаддам. Этого своего приближенного султан очень уважал, несмотря на его вспыльчивый нрав. По дороге караван соединился с другим, шедшим из Багдада. Видя, что багдадские верблюды тощи, а сам караван куда меньше и беднее и верховодит им какой-то тщеславный юнец, аль-Мукаддам потребовал, чтобы караван с дарами из Священного Города шел первым. Не дожидаясь ответа, он заставил багдадцев плестись в конце. Эмир халифа затаил злобу и ночью напал на подданных султана. Он убил самого аль-Мукаддама, перебил его людей и разграбил сокровища, предназначенные для священной Мекки.

Узнав о случившемся, султан Юсуф даже не разгневался. Он просто смертельно побледнел и несколько часов просидел в неподвижности. Никто не осмелился потревожить его.

Первые слова его были:

— Душа проклятого франка бродит по пустыне вместе с шайтаном и вселяется в его слуг! Кому теперь рубить голову?!

В ту же ночь он открыл глаза и увидел тень на пороге покоев. Холодные неживые глаза пристально смотрели на него.

Султан Юсуф почувствовал не страх, а только — мучительную тяжесть в груди.

— Пора настала? — с трудом проговорил он. — Что же… Теперь я готов. Я исполнил клятву и большего не желаю.

Призрак поднял руки, осторожно снял со своих плеч голову, как женщина снимает с головы полный сосуд, и опустил ее на пол перед ложем султана.

— Ты ждешь Асраила, Юсуф ибн Айюб? — послышался с пола голос, похожий на шуршание песка под брюхом змеи. — Теперь придется потерпеть. У Асраила еще много других забот. Ты помнишь, когда-то я говорил о долге?

— Шавар?! — обомлел султан, и дышать ему стало еще тяжелее.

Голова мертвого везиря улыбнулась, и султан явственно различил улыбку на «сосуде», полном отравленных мыслей, ведь та недобрая улыбка была в тысячу раз чернее самой темной ночи и самых густых чернил.

— Я слишком долго ждал часа, когда мне будет позволено напомнить тебе и о твоемдолге, сын Айюба, — снова услышал он голос Шавара. — Ты уже начал отдавать его, хотя сам о том не подозреваешь… А свой долг я уже вернул сполна. И скоро наступит день, когда ты поблагодаришь меня за это.

Безголовый призрак повернулся и двинулся прочь из покоев. Султан силился крикнуть ему, чтобы тот забрал свою голову, но ему заложило грудь такой невыносимой тяжестью и болью, что он не смог выдавить из себя ни слова и очнулся, едва не задохнувшись.

В покоях тихо сиял огонек светильника. Головы не было. Видно, жадный Шавар все-таки решил не оставлять ее.

Поутру султан выглядел очень бледным и немощным. Пот не высыхал у него на лбу. В разговоре со мной, он произнес странные слова, смысл которых дошел до меня много позже:

— Теперь я понимаю, Дауд, почему франки так долго владели Святым Городом и все злодейства так долго сходили им с рук. Уж если сам шайтан запросто бродит по дворцу халифа, то что я могу сделать?.. На все воля Аллаха. Но я очень хочу знать Его волю… А чтобы ее знать, Дауд, нужно, чтобы все правители христианских стран сошлись и разом двинулись сюда — снова отвоевывать Палестину… Тогда я много отдал бы за то, чтобы посмотреть халифу в глаза.

С того дня у султана стали учащаться и усиливаться приступы лихорадки, которую он подхватил, когда угрожал Мосулу. И я часто видел на его устах грустную улыбку, которой он стал встречать как добрые, так и дурные вести.