Читаем Султан Юсуф и его крестоносцы полностью

— Вот теперь и вправду за горсть медных дирхемов мы можем получить целый мешок золотых динаров, — признал катиб аль-Исфахани.

Приближенные Зенгида открыли ночью северные и южные врата, и войско султана вступило в город. Жители были застигнуты врасплох и все разом оцепенели. Никто не мечтал дожить до утренней зари, однако уже на рассвете султан велел начать торг на рынке и через своих глашатаев громогласно объявил на площадях и перекрестках, что все горожане освобождаются от присяги, данной покойному ас-Салиху и могут не беспокоиться ни за свои жизни, ни за свое имущество. С опаской выглянув из своих жилищ, жители Халеба увидели над бывшим дворцом великого атабека три желтых знамени султана и одно, на стороне Мекки, черное, аббасидское.

Султан ненадолго задержался в Халебе. Он передал город в «управление» своему десятилетнему сыну аль-Захиру, вернулся в Дамаск и стал выжидать.

Для нападения на Мосул нужен был значительный повод, иначе не трудно было лишиться благорасположения багдадского халифа, который уже присылал письма Зенгидам и султану с призывом о вечном примирении. И такой повод появился, хотя пришлось дожидаться его целых два года. Изз ад-Дин долго не решался на враждебные действия, но наконец осмелел и попытался захватить один из некогда подвластных ему городов — Ирбиль. Нынешний правитель Ирбиля подчинялся султану, и, разумеется, он сразу попросил своего покровителя о помощи.

Султан немедля вызвал в Дамаск своего брата аль-Адиля, до того дня управлявшего Египтом вместе с аль-Фадилем. Теперь он поручил аль-Адилю, спокойному и рассудительному, каким был их отец Айюб, управлять Сирией. Египет он вновь оставил на аль-Фадиля, а сам во главе войска двинулся на Мосул.

Надо сказать, что Мосул был еще более грозен и неприступен, чем Халеб. Султан рассчитывал сломить сопротивление Зенгида скорее измором, нежели таранами, метательными машинами и подкопами. Втайне он надеялся, что Изз ад-Дин в конце концов дрогнет, как и его брат. В сердцах у всех Зенгидов была натянута какая-то слабая жилка, способная порваться при появлении врага.

Однажды, на исходе первого месяца стояния под Мосулом, катиб аль-Исфахани явился в шатер к султану и молча поклонился ему.

— Имад, у тебя такой вид, будто ты очень торопился и поспел ко мне раньше самого Асраила, — с улыбкой проговорил султан, сдерживая, однако, тревогу и с подозрением глядя на свиток, который катиб держал в руках, словно убитую змею.

— Малик, я принес письмо от аль-Фадиля, — мрачно ответил катиб.

— Кому письмо? Мне или тебе? — с этим вопросом султан указал на сломанную печать свитка.

— Письмо направлено тебе, малик, но аль-Фадиль приложил к нему другое, вовсе без печати, — сообщил ал-Исфахани. — И оно было направлено мне. Аль-Фадиль просил меня прочесть послание к повелителю Египта и Сирии, а потом решить, отдавать его тебе, малик, или не отдавать.

Сам не зная почему, султан облегченно вздохнул.

Аль-Фадиль всегда знал подходы ко двору, — заметил он. — А то разве он сумел бы уберечь голову при Фатимиде… Так что же ты решил, Имад?

— Вот письмо, малик, — только и сказал катиб, протягивая свиток повелителю.

— Со сломанной печатью… — проговорил султан, и рука катиба дрогнула. — Что ж… Вы оба не даете мне повода усомниться в вашей преданности. Прочти мне письмо, Имад.

Аль-Исфахани развернул свиток перед своими глазами, и несколько мгновений султану казалось, то ли катибу не хватает в шатре света, то ли он вдруг разучился читать.

Наконец катиб кашлянул и стал читать негромким и неровным голосом.

Вот какие дерзкие слова написал аль-Фадиль, всегда осторожный и предусмотрительный:

Перейти на страницу:

Похожие книги