Аппиан пишет, что в путеольском поместье Сулла развлекался охотой и рыбной ловлей (ГВ. I. 104. 488). Наконец он мог отдохнуть душой от бесконечных дел и поражать не своих врагов, а гонимых охотниками животных. Конечно, Сулла не впервые был в этих краях, еще в позапрошлом году он довольно долго пребывал здесь во время кампании против Норбана и Сципиона. Но тогда все его внимание поглощала борьба с марианцами, теперь же их легионы не тревожили его. Правда, еще сопротивлялся Серторий, но он на краю земли, в Испании, и Метелл наверняка разобьет его.
Однако о врагах Сулла все же не забывал, ибо продолжал вести с ними мысленный бой. Его главным занятием стало сочинение мемуаров на греческом языке.[1429] И в них он нанес, пожалуй, самое страшное поражение своим недругам. Мифы, порожденные им в «Воспоминаниях», до сих пор продолжают владеть умами многих историков. Отчасти тому причиной литературные дарования Суллы, отчасти — его авторитет, а отчасти — почти полное отсутствие источников, которые могли бы изобличить многие из вымыслов маститого мемуариста.
Трудно было отрицать, что Марий — великий полководец и что именно он победил Югурту и германцев. Но что нельзя отрицать, то можно принизить. Вот, например, пленение Югурты. Зачем указывать, что Марий сам поручил Сулле ехать к Бокху захватывать нумидийского царя? Лучше написать, что Бокх сам предложил выдать Югурту Сулле и тот действовал разве что с ведома, а не по прямому приказу Мария. Кто же теперь проверит? Можно таким образом и себя возвеличить, и врага унизить. А кто запрещает написать, что главнокомандующий завидовал Сулле? Тоже теперь не проверишь. Пусть думают, что уже с той поры началась вражда его, Суллы, с Марием. Опятьтаки хороший способ убить двух зайцев: арпинат выставлен злобным завистником, а Сулла, коль скоро есть чему завидовать, — истинный герой Югуртинской войны.
Сложнее с войной против германцев. Катулстарший, в сущности, негодяй, приписавший себе одному заслуги Суллы, — без него этот гореполководец не удержал бы строй при Верцеллах. Но его жизнь оборвалась при марианцах, да и сын Катула — преданнейший диктатору человек, а потому не стоит обо всем этом упоминать.[1430] Лучше отыграться на том же Марии. Он опять позавидовал успехам Суллы, и томуде пришлось уйти служить к благородному Катулу. На делето, конечно, Марий отправил его к нему сам, но тото и обидно — пришлось не биться при Аквах Секстиевых, а собирать провиант для обеих армий.
Хороши и дружки Мария. Публий Сульпиций — негодяй, открыто торговавший римским гражданством; Луций Цинна, за взятку в триста талантов выступивший с негодными законопроектами и перебивший множество знатных; Гай Фимбрия, умертвивший консула, а позднее, когда воины от него отвернулись, на коленях умолявший их о спасении.
Но главное — напомнить, что именно он, Сулла, избранник богов. Бывший диктатор не раз писал о божественных знамениях. Например, об огненном столбе, упершемся в небо под Лаверной во время Союзнической войны; о жертвоприношении под Тарентом, когда на печени жертвенного животного увидели очертания венка; о схватке двух козлов накануне битвы при Тифатской горе, чьи призраки затем унеслись в небо. Не забыл Сулла упомянуть и о снах — о явлении ему МаБеллоны во время похода на Рим в 88 году и о Марии, перед сражением при Сакрипорте предупреждавшем сына не давать в тот день бой. Написал он и о том, что дела, начатые им по вдохновению, удавались ему лучше, чем обдуманные. Взять хотя бы битву при Орхомене, когда он бросился в гущу врагов, стыдя воинов. Уцелел и победил. При Тифатской горе даже не успел построить войско, как воины устремились на врага. При Сакрипорте солдаты устали, промокли, а Сулла все же дал бой и выиграл. Как тут не поверить в покровительство богов? Может, он чтото забыл или преувеличил, но суть ясна.
Возможно, бывший диктатор рассуждал и не столь прямолинейно и цинично — кто прямо признает себя лжецом? Но в глубине души он не мог не понимать, что слишком часто отступает от истины. Однако Сулла не сомневался в своей правоте. В конце концов, его мемуары — тоже орудие, орудие борьбы с его врагами, а стало быть, и врагами Рима, которому он вернул мир и справедливость. А на войне иногда дозволена и хитрость. Отчего же ради благой цели к ней не прибегнуть и сейчас?