Сулла

Первая битва этой войны произошла у Тифатской горы [1134]и принесла победу армии вторжения – Норбану пришлось отступить в Капую, столицу Кампании. Античные авторы пишут о шести и даже семи тысячах погибших и шести тысячах плененных марианцев, тогда как Сулла потерял будто бы лишь 124 или даже 70 человек (Аппиан. ТВ. I. 84. 382; Плутарх. Сулла. 27.10; Ливии. Периоха 85; Беллей Патеркул. II. 25. 4; Флор. III. 21. 20; Евтропий. V. 7. 4; Орозий. V. 20. 2). Совершенно очевидно, что подобное соотношение потерь – плод творчества Суллы и сочувствовавших ему писателей. [1135]

К тому же армия Норбана не была разгромлена полностью – ей удалось отступить в Капую и удержать город.

Но это не имело принципиального значения. Сулла выиграл первый бой, а все остальное – детали. Позднее он писал, что именно благодаря победе при Тифатской горе его воины исполнились уверенности и не стали расходиться по домам (Плутарх. Сулла. 27.11). Разумеется, высадившись в Италии, они прекрасно понимали, что предстоит борьба не на жизнь, а на смерть, и разбредаться в любом случае не собирались. Но сам Сулла, очевидно, до сих пор сомневался в их верности и только теперь вздохнул с облегчением. Впоследствии он рассказывал, будто накануне сражения у Тифатской горы дрались два огромных козла, воспроизводя движения сражающихся воинов. Затем они воспарили над землей и видение исчезло. Существовала и другая легенда – еще до войны в тех краях слышали шум битвы, а потом обнаружили следы людей и коней и измятую траву, что сочли предзнаменованием будущей распри (Обсеквент. 57). Диктатор уверял, будто не стал строить войско, а бросил его в бой, полагаясь на всеобщее воодушевление (Плутарх. Сулла. 27. 8-11). Вновь мы сталкиваемся с любимой легендой Суллы о самом себе – у него-де лучше получалось то, что он делал не после тщательного обдумывания, а по внезапному побуждению. Странно, конечно, слышать такое от столь опытного военачальника, [1136]но ведь он говорил так, когда закончились все бои и походы. Их счастливый исход показывал, что «внезапное побуждение» – это нечто вроде божественного наития, знак свыше. Разумеется, Суллу могли уличить в том, что на деле все было иначе, что он поступал вполне обдуманно и лишь теперь описывает дело так, будто ввязывался в бой «по вдохновению» и т. д. Но какое ему дело до таких разговоров? В конце концов, он – победитель, чье имя будут помнить многие века, а любители копаться в «мелочах» – лишь скучные болтуны, которых забудут раньше, чем истлеют их кости.

Желая возблагодарить богов за победу, Сулла передал местному храму Дианы Тифатской целебные источники и оставил две соответствующие надписи, внутри святилища и снаружи (Беллей Патеркул. П. 25. 4; CIL. X. 3828). [1137]Шаг был довольно смелый: с одной стороны, Сулла проявлял благочестие, а с другой – праздновал победу над согражданами. Однако его это не слишком беспокоило. Главное – показать, что он пользуется благосклонностью богов и умеет это ценить, не приписывая все лишь собственным заслугам. И действительно, боги явно держали его сторону: Брундизий не охранялся марианцами, его жители беспрепятственно впустили воинов Суллы и дали им возможность начать завоевание Италии, самниты проявляли странное бездействие, Норбан и Сципион действовали поодиночке. Как тут не поверить в милость бессмертных!

Продвинувшись на северо-запад, победоносный проконсул столкнулся между Калами и Теаном с армией Сципиона. Однако и здесь он не стал торопиться с битвой. Его новым «внезапным побуждением» была отправка нового посольства. Трудно решить, почему Сулла поступил именно так. С одной стороны, конечно, перед ним стояли легионы второго консула, а в Капуе оставалось не разгромленное до конца войско Норбана. [1138]С другой, можно было рискнуть – уничтожить армию Сципиона одним ударом, и Норбан не успеет помочь коллеге. Казалось бы, Сулла с его авантюрной жилкой под влиянием недавней победы так и должен был поступить. Но это мы знаем исход борьбы, а ему оставалось лишь строить прогнозы. Элементарная логика подсказывала: Норбан в военном деле далеко не первая величина, но полного разгрома все-таки избежал. Сципион же имел опыт масштабных операций и потому мог если и не выиграть, то свести дело к ничьей, которая в победных реляциях превратится в шумный успех. А истиной, как известно, часто становится та ложь, которой все поверили {Курций Руф. VIII. 8. 15). Иными словами, мнимое поражение не менее опасно, чем подлинное, ибо повлияет на настроения в Италии. Тогда могут вступить в дело самниты, чьи земли совсем недалеко. Воспрянет духом армия Норбана. Так зачем рисковать? В ходе переговоров можно приглядеться к противнику да и вообще продемонстрировать свое миролюбие – хотя бы на словах. Если переговоры кончатся ничем, все можно списать на неуступчивых сулланцев.