Сулла

Во-вторых, Флакк убедился в том, что у него нет никакой надежды переманить на свою сторону солдат Суллы, которые отнюдь не собирались изменять своему победоносному вождю в пользу совершенно неизвестного правительственного военачальника. [969]Более того, у его солдат увеличился соблазн дезертировать, и чем дольше две армии стояли друг напротив друга, тем больше у Флакка становилось шансов остаться генералом без армии. Поэтому он счел за лучшее сняться с лагеря и уйти в Македонию для того, чтобы оттуда переправиться в Азию и нанести удар по Митридату в его владениях. Возможно, такое поведение Флакка было результатом договоренности между ним и Суллой – два полководца распределили между собой области, в которых им предстояло вести войну, причем наиболее трудные задачи достались Сулле, который оттягивал на себя значительную часть сухопутных сил Митридата. Что касается действий Флакка в Македонии, то они, кажется, дают основания усомниться в его характеристике как бездарного полководца. [970]Хотя мы не знаем подробностей его боевых операций, однако в результате их Македония оказалась возвращена под власть Рима. [971]

Пройдя через Македонию, армия Флакка достигла Византия, а оттуда переправилась в Азию, где захватила Халкедон. Таким образом, действия ее развивались вполне успешно, но тут конец военной карьере и жизни Флакка положил вспыхнувший в его армии мятеж. Устроил этот мятеж уже упоминавшийся Фимбрия, который, наряду с военными талантами и умением ладить с солдатами, обладал и многими дурными качествами – был «человек неслыханной дерзости» и «весьма жестокий» (Орозий. VI. 2. 9; О знаменитых мужах. 70.1). Мятеж начался в Византии. Однажды за столом Фимбрия повздорил с квестором Флакка; когда дело было вынесено на рассмотрение главнокомандующего, Флакк вынес решение не в пользу Фимбрии. Последний, обидевшись и, по-видимому, считая себя человеком незаменимым, пригрозил, что покинет армию и уедет в Рим. Реакция командующего на это была для него неожиданной: Флакк не стал уговаривать его остаться, а назначил на его место другого человека, причем Фимбрии было обещано, что он будет отправлен в Рим, хочет он того или нет (Аппиан. Митридатика. 52. 207; Дион Кассий. XXX–XXXV. 104. 4). Тогда тот решил взбунтовать солдат, благо почва для этого была готова. Психологию своих подчиненных он знал хорошо и обвинение против Флакка выдвинул, с их точки зрения, самое чудовищное – утаивание добычи (Дион Кассий. XXX–XXXV. 104. 3). Воспользовавшись тем, что командующий отправился в Халкедон, Фимбрия отобрал инсигнии у Терма, которого Флакк оставил своим заместителем, и объявил, что войско вверило командование ему (Аппиан. Митридатика. 52. 208).

Разгневанный Флакк попытался погасить мятеж, но у него ничего не вышло – Фимбрия прогнал его из Византия, а затем и из Халкедона. Флакк бежал в Никомедию, но его настигли и там, извлекли из колодца, где он прятался, и убили: «Человека, бывшего консулом римского народа и главнокомандующим в этой войне, убил человек, бывший частным лицом и последовавший за ним по его дружескому приглашению. Отрубив Флакку голову, он бросил ее в море, а остальное тело бросил без погребения и объявил себя предводителем» (Аппиан. Митридатика. 52. 209–210). Все это, однако, будет несколько позднее. А пока не знающий своего будущего Флакк двинулся в Македонию, а Сулла обратил свои усилия против новой понтийской армии.

Дорилай, приведший с собой отборное понтийское войско, рвался вступить с Суллой в бой, невзирая на предупреждение уже имевшего печальный опыт борьбы с римлянами Архелая. Однако его пыл был охлажден небольшой стычкой с врагом у местечка Тилфоссия, во время которой он имел возможность убедиться в превосходстве боевой выучки римской армии. Тогда он, как и до него Архелай, решил затягивать войну, вынуждая противника к растрате сил и времени (Плутарх. Сулла. 20.4). Сулла оказался в очень невыгодном положении – война могла затянуться надолго, а медлить было нельзя. Поэтому он решился на сражение в условиях, которые, казалось, обрекали его на неминуемое поражение, так как сражаться предстояло на равнине, весьма благоприятной для действий вражеской конницы. «Среди всех равнин Беотии, отличающихся обширностью и красотой, лишь та, что примыкает к Орхомену, совершенно лишена деревьев и простирается до самых болот, в которых теряется река Мелан, берущая свое начало под городом орхоменцев. Это единственная из греческих рек, которая велика и судоходна в верховьях, а к летнему солнцестоянию разливается, подобно Нилу, и взращивает растения, подобные нильским – только здесь они малорослы и не приносят плодов. Но протяженность ее невелика, почти вся вода вскоре теряется в глухих болотах и лишь небольшая часть ее вливается в Кефис – как раз там, где на болоте больше всего тростника, который идет на флейты» – так описывает Плутарх место будущего сражения (Сулла. 20. 6–7).