Сукин сын

— Те, кто это предложил, отняли его у бывшего директора, спровадив с должности путем махинаций. Его семья бедствовала. Виновником своих бед они считают вас.

— Почему меня?

— Потому что у вас его акции.

— И что из этого следует?

— Следует то, что у вас много врагов. Потенциальных или действующих, я не знаю. Самое удивительное то, что дочь Айваза Мухамедова, Тамара Айвазовна, тоже присутствует здесь. Грубо говоря, на одной экскурсии присутствовали обидчик и три его жертвы.

— Уже три? — изумился депутат. — Почему три?

— Потому что в истории с Запольским сотрудники фонда тоже обвиняют вас. Если с человеком что-то случается, а его должность и блага отходят к другому, то его обычно и винят. Поэтому я советую вам быть осторожнее. И может быть, даже поспешить с отъездом, потому что вас могут шантажировать.

Лицо свидетеля выразило упрямое ожесточение.

— Чепуха. Кто поверит, что я украл рукопись Пушкина? Хотя… газетчики набросятся. Как шакалы. Им только протяни палец, руку откусят.

— Дело общероссийского значения. Государственная ценность. Огласка неизбежна, региональная пресса валяет вовсю, центральная держит руку на пульсе. Меня торопят. Прибыл федеральный представитель, хочет с вами встретиться. Так, говорите, рукопись не у вас?

— За кого вы меня принимаете? — возмутился Спивак.

— За человека, на которого, возможно, идет охота.

На этом эффектном приеме следователь закончил допрос, добавив только, что это рабочая версия нуждается в проверке. Но Алексей Иванович обеспокоился не на шутку. Выйдя от следователя, он нервно высморкался и не заметил, что положил платок мимо кармана.

Шишкин остался наедине с рабочей версией. Три женщины, каждая из которых имеет веские основания не любить Спивака… Три. Какая из них способна на преступные действия? Любая, если сильно распереживается. Самая неуравновешенная Тамара, вспыхивает, как кора. Чуть что, покрывается алыми пятнами. После ее допроса Шишкин едва не валился с ног. Ничего не сказала, но всю кровь выпила женскими штуками. То сердилась, то плакала, и все не по делу, все с претензиями и попреками. Заранее на все обижена, кругом враги и злодеи, следователь, разумеется, на стороне врагов. Изображает слабую, беззащитную, а вцепляется хуже тренированной в питомнике овчарки. Эта из тех, кто пишет длинные жалобы во все инстанции, и как Спиваку удалось ее обойти, непонятно, такая от своего не отступится. Существо — тяжелое до одури, и ей удалось ничего не рассказать Шишкину. Сколько он ни тянул из нее про мужа и зонт, она даже мужа не видела, только жертву падения видела и так переживала, что чуть не заболела. На этом месте Тамара кинулась рыдать и рыдала долго, утоленно, а повод-то какой? Незнакомый человек упал с крыши, первый раз в жизни видит — обрыдалась, бриллианты на шее тряслись, как груши на дереве. Рыдала, как перед повешением. Из троих Тамара самая слабовменяемая. Себя не контролирует, стихи читает, ездит в заповедник постоянно. На слова «копия» и «оригинал» реагирует с повышенным интересом, будто слышит впервые. При слове «отец» едва не пала со стула на колени: память священна, тут дело пошло еще хуже, чем с Пушкиным. Выкрики, клятвы, божба, да про наветы, про справедливость. Шишкин уже не раз замечал, что на справедливость все подряд нервничают. Больная в народе тема, каждый что-то свое тут понимает, самосуд процветает не хуже, чем на Корсике, и что-то вроде вендетты в головах постоянно бродит, хоть и далеко от Средиземного моря, но, как и там, на законы все наплевали. Поражен народ повальной инфекцией мщения, а может, и кино американское подзуживает на самосуд… В общем, не допрос подозреваемой происходил, а страшная схватка, битва при Калке, и победа осталась вовсе даже не за следователем. Баба его задурила, как цыганка, кругом обошла и отправилась восвояси, жалуясь на судьбу и причитая. Она же еще и жертва. Причем похоже, что жертвой она считает себя всерьез, без обману, всамделишно. В конце концов, кто бы спорил, может, и такие жертвы бывают — под сто килограмм, в бриллиантах и при молодом супруге. Может, в душе она блондинка с тонкими ножками и бирюзовыми глазами, рыдает же, как овечка, тонким блеющим голоском?