Сугомак не сердится

— Знаешь, Володя, — тихо начал Николай, когда они миновали заводоуправление. — Трудно мне. Где-то в жизни допустил ошибку, а где — не разберусь. Вот в чем дело.

— Не пойму что-то, — нахмурился Владимир. — Откуда-то издалека начинаешь.

— Кому как! — возразил Николай и, подумав, более решительно закончил: — И неорганизованность на участке — моя вина, и равнодушие к работе — правда, и другие грехи не отрицаю. Одно выдумка: никому не грубил. Не было этого.

— Все же говорят об этом!

— Видимо, где-то погорячился, но не грубил. Пойми, осточертела мне моя должность. Но свиньей я никогда не был, Володя, и хамить другим — не мой коленкор. Понимаешь?

— Людям со стороны виднее.

— Как хочешь, — согласился Сидоров. — Но не забудь, что я говорил.

Перед тем как подготовить письмо к печати, Владимир долго раздумывал, тер лоб, стараясь собраться с мыслями. Потом поколебался, когда добрался до места, где рабочие писали о грубости. Оставить как есть? Нет, Николай может неловко пошутить, погорячиться, но на хамство он не способен.

Письмо было напечатано.

V

Когда Галя увидела Бессонова после долгих лет разлуки, она не сразу узнала его, но встреча ее взволновала. Сержант Бессонов, каким она его знала, больше смахивал на мальчишку, и бриться тогда он только что начал. Помнила его в безукоризненно пригнанной гимнастерке, опрятного, насколько это могло быть возможным в его положении, и застенчивого. Однажды он потерял тетрадку со стихами, а Галя нашла ее в кузове комендантской машины: отделение ездило в Овруч. Ее поразило открытие: сержант Бессонов пишет стихи! Это было необычно, и Галя другими глазами стала смотреть на юношу.

Когда Галя принесла тетрадку, Бессонов смутился, покраснел. Ей было и смешно и радостно.

— Вы не обижайтесь, — сказала она тогда. — Я прочитала кое-что. Мне нравится.

— Неправда!

— Какой вы, право! Хотите, прочту наизусть «Подснежники»?

С этого дня Галя стала приглядываться к сержанту. А теперь Владимир и тот и не тот. Внешне изменился: раздался в плечах, возмужал, но глаза, карие, пытливые, остались прежними. Поглядишь в них — и вся душа на виду: чистая, глубокая.

Как же они разошлись?

Галю ранило при бомбежке. Лечилась в Свердловске — там жила ее мать. Поступила в институт — надо было завершить образование.

Однажды услышала по радио знакомую фамилию — ефрейтор Сидоров отличился при форсировании Вислы. Тот ли это ефрейтор, которого знала? А когда прочитала о нем в «Красной звезде», поняла — это именно тот Сидоров.

Батальон, в котором служил Николай, высадился на западном берегу Вислы, зацепился за пятачок. К утру противник попытался сбросить храбрецов в реку. Шел ожесточенный бой. Кончались боеприпасы, но их было много на восточном берегу. Только добраться туда невозможно — река была пристреляна.

Боеприпасы доставил ефрейтор Сидоров. Он вплавь одолел реку, нагрузил боеприпасами лодку, вернулся на западный берег с веревкой и ею подтянул лодку. Вода кипела от разрывов, но ефрейтору повезло. Средь бела дня, под носом у противника провел понтон с боеприпасами. Когда он повел второй понтон, на высотку выскочила «Пантера» и стала бить прямой наводкой. Сидорова ранило. Но самое главное было сделано: батальон получил боеприпасы и продержался весь день. Ночью через Вислу переправился полк. Плацдарм был расширен.

Прочитав об этом подвиге, Галя вспомнила, как Сидоров жаловался на тихую жизнь в той деревушке у Овруча, а стычки с бандеровцами называл игрой в кошки-мышки. Сидоров рвался на большое дело, и он совершил его.

Вскоре Галя встретила ефрейтора в Свердловске. Он здесь лечился. Встреча была радостной. Вспомнили о Бессонове, о других товарищах, о том, как однажды Сидоров чуть не задушил Галю.

Отделение тогда задержалось в пути, свернуло ночевать в маленькую деревеньку. Ночью туда же приехала комендантская машина — тоже задержалась в дороге. Остановилась она через улицу, напротив сарая, в котором отдыхали минеры.

В полночь поднялась стрельба. Отделение залегло возле сарая за плетнем, и Бессонов послал Сидорова в разведку. Тот уже нацелился перескочить через плетень, когда вблизи кто-то появился. Сидоров хотел дать очередь из автомата, но сержант удержал его. Когда же человек приблизился вплотную, Сидоров перемахнул через плетень и придавил человека. Тот вскрикнул. С машины ударили из пулемета. Пули цвиркнули над головами.

— Не стрелять! — закричал Сидоров. — Свои! — и уже вполголоса закончил: — Прошу прощения! Виноват!

Сидоров вернулся к отделению и, едва сдерживая смех, прошептал на ухо сержанту:

— На военфельдшера напоролся. Вот чудеса.

У Гали долго не сходили синяки на шее — пальцы у Сидорова были цепкие и сильные.

Посмеялись они в Свердловске над этим курьезом. Галя обещала еще навестить ефрейтора. Так они стали встречаться.

День за днем открывала Галя в Николае хорошие черты. Она увлеклась им, и поблекла привязанность к Владимиру. А когда Сидоров поправился и выписался из госпиталя, он поступил работать на Уралмаш. Галя помогала ему учиться. Так он окончил техникум, а потом уехали в Челябинск.