Суета сует. Пятьсот лет английского афоризма

Мысль появляется лишь тогда, когда исчезает привычка думать…

Что сказать о собачьих монастырях, котах-отшельниках и тиграх-вегетарианцах? О птицах, которые, раскаявшись в содеянном, оторвали себе крылья, или о быках, что рыдают от угрызения совести?

Секрет счастья (и, следовательно, успеха) в том… чтобы каждая следующая волна жизни относила нас поближе к берегу.

Долгая дружба возможна, только если каждый из друзей уважает своего товарища настолько, что ничего от него не требует…

Наша национальная болезнь — самодовольная умственная лень.

То, что мы делаем, всегда хуже того, что мы фантазируем.

Братство — это взятка, которую государство дает человеку.

Мы живем в такое безысходное время, что счастье следует скрывать, как физический изъян.

Прошлое с его тоской прорвется через любые оборонительные укрепления обычаев и привычек.

Цивилизация — это зола, оставшаяся от горения Настоящего и Прошлого.

Тоска возникает оттого, что мы не реализуем своих возможностей; угрызения совести — оттого, что мы их не реализовали; тревога — оттого, что реализовать не в состоянии. Спрашивается, что же это тогда за возможности?

В молодости мы верим людям, с возрастом же больше доверяем ситуации или определенному типу людей.

Ленивый человек, какими бы задатками он не обладал, обрекает себя на второсортные мысли и на второсортных друзей.

Невротики бессердечны…

Эгоизм прижимает нас к земле, как закон всемирного тяготения…

Реальность, союз с реальностью — вот истинное состояние духа, здорового и уверенного в себе.

Симптомы ухудшающегося здоровья: бессонница, чистовыбритый подбородок, сверхопрятность в уборной и в ванной, осторожность при переходе улицы, забота о внешнем виде, отвращение к накопительству, равнодушие к газетам, предупредительность в общественных местах, Folie de mo[24].

Меланхолия и уничижение — это тот корабль, в котором не страшно плыть по бурному морю жизни; правда, нам, меланхоликам, легче сесть на мель, чем легкому, плоскодонному фрегату любителей удовольствий, зато мы выстоим в шторм, который наверняка их потопит.

Не бывает ненависти без страха. Ненависть — это высшая, объективная форма страха… Ненависть — следствие страха, ведь сначала мы боимся, а уж потом ненавидим. Ребенок, который боится темноты, повзрослев, темноту возненавидит…

Искусство

Чем больше книг мы читаем, тем больше убеждаемся, что единственная задача писателя — это создание шедевра. Все остальные задачи лишены всякого смысла.

Писатели могут познакомиться, только если остановятся помочиться у одного и того же фонарного столба[25].

Писатели всегда надеются, что их следующая книга будет самой лучшей, и никогда не признаются себе в том, что создать ничего нового они не способны.

Стоит писателю коснуться пером бумаги, как он начинает принадлежать своему времени… и, следовательно, будет забыт. Тот, кто хочет написать книгу на века, должен пользоваться невидимыми чернилами.

Есть лишь два способа хорошо писать: принимать жизнь такой, какая она есть (Гомер, Шекспир, Гёте), или, подобно Паскалю, Прусту, Леопарди, Бодлеру, усугублять ее ужас.

Нельзя служить одновременно красоте и власти. «Le pouvoir est essentiellement stupide»[26].

Награда за искусство — не слава или успех, а опьянение. Вот почему даже совершенно бездарные писатели не в состоянии бросить писать.

Литературное обаяние, которое возникает от стремления понравиться, несовместимо с тем захватывающим полетом духа, что стоит всех на свете удовольствий.

Тот, у кого люди вызывают любопытство, а не любовь, должен писать афоризмы, а не романы — нельзя стать романистом, если не любишь людей.

Искусство — это память, а память — вновь испытываемое желание.

Пока существует мысль, слова живут и литература остается бегством — но не от жизни, а в жизнь.

У наших писателей либо нет личности и, стало быть, нет стиля, либо есть псевдоличность и, следовательно, есть дурной стиль. Такие писатели путают предрассудок с целеустремленностью, благосостояние с мировоззрением.

Есть писатели, которые сначала долго осаждают нашу индивидуальность, а затем без предупреждения идут на приступ, рассеивают слабый гарнизон и берут цитадель штурмом.

Сегодня функция художника — привить воображение науке, а науку — воображению. Там, где они соединятся, и будет миф.

Любовь

В войне полов беспечность — оружие мужчины; мстительность — женщины.

Нет боли сильнее, чем та, что причиняют друг другу влюбленные.

Коль скоро все те, кого мы давно и сильно любим, становятся частью нас самих; коль скоро мы ненавидим в них себя, — мы мучаем себя и их одновременно.

Цель любви — освобождение от любви.

За порок мы платим сознанием того, что мы порочны; за удовольствие — чувством разочарования — увы, запоздалого.

Мы любим всего один раз, ибо всего только раз мы по-настоящему готовы к любви… И от того, какой окажется наша первая — и единственная — любовь, будет зависеть вся наша дальнейшая жизнь.

Собираясь вступать в брак, мы испытываем два страха: одиночества и зависимости. Когда страх остаться в одиночестве оказывается сильнее страха попасть в зависимость, мы женимся.