Я ждал, когда они уйдут. Мне тоже надо на вокзал. Я хочу глянуть на Кирилла в последний раз. Он мой лучший друг. Мы почти близнецы. И еще есть одна причина. Она сейчас важнее всего на свете. Сегодня я проснулся, подумал о Кирилле, и меня точно озарило. Очевидно, раньше не хватало какого-то пустякового штриха. Вчера он появился, и рисунок стал понятным. Тогда на экзамене я не остановил Кирилла, хотя знал, чем все закончится. Мне нужно было, чтобы он исполнил задуманное. Теперь я знаю, зачем мне это было нужно. Я хотел проверить, кто из нас прав: Кирилл или я. Это спор веков. В нем участвовали миллионы людей. Мы с Кириллом должны решить его. Мы как бы вышли в финал. От его исхода зависит все: и отец, и Женя Тихомирова, и Елочка, и мое будущее. Я поеду на вокзал, посмотрю в глаза Кирилла, и там перед отходом поезда выяснится, кто кого.
Я вспомнил обещание Елочки. Она придет в общежитие, и мы отправимся в загс. Но какое значение теперь это имеет? Если не увижу Кирилла, Елочка вряд ли будет нужна мне. Я не колебался.
Ребята ушли. Я быстро оделся и схватил полотенце. Но умыться не успел. Вошел медик Жуков. Вокруг его глаза был синяк. Жуков нес его, как монокль, что придавало ему слегка надменный вид.
— Еще? — спросил я с угрозой.
— Нет. Достаточно. Лучше скажи, где Кирилл, — пробубнил Жуков невнятно и придержал рукой челюсть.
— Не знаю!
— На вокзале?
— Не знаю!
Мне дорога каждая минута. Под вопросом смысл моей жизни. А медик не собирается уходить. Он сел за стол. Устроился поудобней.
— Любопытный диагноз: двойной перелом челюсти, — сообщил Жуков.
— Сказали врачи?
— Сам установил. Первый случай в моей практике.
— Что ты хочешь?
— Я перебрал десяток вариантов. Думал треснуть тебя палкой из-за угла. Отбросил. Не пойдет. Не тот эффект. Поэтому решил взять монетой. Гони восемьдесят рублей. По сорок рублей за перелом. По прейскуранту. Я не спекулянт.
Остальное он не договорил. Иначе он устроит скандал. Он ведь знает, что благодаря отлично тренированным нервам я избегаю скандалов. Более удобного времени для вымогательства он не смог бы найти. Мне нужно избавиться от него и успеть на вокзал. Я отдал деньги, отложенные на юбку. Свой последний козырь. Черт бы побрал этого Жукова!
— Это — дело, — сказал Жуков, пряча деньги. — Признайся, я потряс почву, на которой ты чувствовал себя довольно прочно, а? Не правда ли?
Заросшая самодовольная физиономия, ей не понять, что сейчас у меня есть более важное дело.
— Взял и ступай!
— Деньги, деньги я отдам Кириллу. Понадобятся до первой зарплаты, — добавил Жуков, уходя.
Пока я бегал в умывальник, в комнате появился Сусекин. Он забрался на стул и перебирал хлам, валявшийся на шифоньере.
— Слыхал? Гусаков улетел в Среднюю Азию. Но мы его там найдем! — сказал Сусекин, доставая портфель Коровина.
— Все помешались на Гусакове.
— А ты безмятежен, как всегда?
— Специальная тренировка. Имей ты мою выдержку, давно бы стал чемпионом страны.
— Сомневаюсь. Скорее наоборот. Не взял бы и третий разряд.
— А меня побороть не в силах.
— Да. Я боюсь тебя, потому что ты очень спокойный. И не могу бросить через бедро. Ты спокоен, как эта стена. Ты внушаешь страх.
Он посмотрел на меня, и вдруг его глаза странно сверкнули. Он прошептал:
— А что, если попробовать еще раз? — и спрыгнул на пол.
Я все понял и усмехнулся:
— Пробуй, пробуй.
Это произошло мгновенно. Я не успел сделать подножку — железные клещи подняли меня в воздух и затем уложили на пол. Я ощущал пол каждой клеткой спины.
— Выходит, это просто, — сказал Сусекин счастливо.
Я рванулся. Случившееся казалось мне недоразумением.
— Пусти!
— Ну, ну, лежать!
Он поспешно припечатал мои лопатки к холодному полу. Какое твердое вещество дерево! Никогда не думал.
Скрипнула дверь. Голос Коровина спросил:
— Что ты делаешь с ним?
— Выдавливаю раба. По капле, как из тюбика. Раба эгоизма. Раба равнодушия.
При этом он больно давил на ребра.
— Отпусти его. Времени в обрез. Ты нашел тару для учебников?
Сусекин поднялся. И забыл про меня. Будто я навсегда исчез из его жизни.
— Предлагаю твой портфель. Он подойдет, — сказал Сусекин.
— Вполне, — отозвался Коровин. — Не зря я его разнашивал. Сюда влезет дюжина книг. И конспекты.
Для них я не существую. Они даже смотрят сквозь меня. Но мне тоже не до них. Я поднялся и выбежал на улицу. На троллейбусную остановку я подоспел вовремя. Троллейбус тронулся, но задняя дверца еще открыта. Я на ходу прыгнул в троллейбус, и дверцы тотчас сошлись за моей спиной. Потом я бежал по перрону. Я не знал, в каком вагоне Кирилл. Но он сам дал знать о себе. Его голос разнесся по всему вокзалу. Он ругался с начальником поезда в тамбуре шестого вагона. Я будто споткнулся. Я понял: Кирилл жив. Он не уничтожен. Осталось узнать: а как же я? Жив или нет меня? Или мне одна дорога — в компанию привидений? Или, может, между нами ничья?
Я медленно подошел к шестому вагону. Позвал Кирилла жестом. Он сошел на перрон.
— Не угомонишься?
Мой голос прозвучал достаточно мягко.