Когда мы подошли, их лица совсем сливались с белой стенкой. Только там-сям разбросаны черные точки — их зрачки.
— Мальчики, миленькие! Ваша очередь, мальчики! — завопила Елочка и потащила к дверям меня, ибо я шел первым.
Этому научили ее девчата. Они решили спекульнуть нашей слабостью. Я вырвался и как можно ехидней сказал:
— Как бы не так!
Пусть Елочка попросит подольше. Вот на что я рассчитывал. Но из-за моей спины вышел возбужденный Кирилл и заявил:
— Ну-ка расступись! Я пойду. У меня особые причины.
И многозначительно добавил:
— А вы потом расскажите всем. Знакомым. Соседям. Кому угодно. — И ушел за дверь, вооруженный планом, который задумал с помощью газеты «Советский спорт». У меня было мелькнуло желание удержать его. Но я не позволил себе этого. Мне вдруг захотелось, чтобы Кирилл сделал тот шаг, на который решился.
— Что он задумал? — спросили Стась и Сусекин. Они пришли «болеть».
— По-моему, ничего особенного.
Едва из аудитории вылетел распаренный Бурлаков, я пошел на его место. И никто меня не упрашивал. Девчата не успели. Стась и Сусекин собрались было вдохновить — сказать напутственное слово, но только спохватились. Я рывком дернул дверь на себя и перелетел пространство между порогом и Гусаковым. Взять билет тоже было секундным делом.
Я сел за стол и мимоходом глянул в билет. Схватил лишь два вопроса — о Ромене Роллане и Вапцарове. На третий пока не стал даже смотреть. Я следил за Кириллом. Меня почему-то больше всего интересовало его поведение. Если он поступит так, как я предполагал, значит, у меня великолепная выдержка. Потому что я должен был промолчать во что бы то ни стало. И не шевельнуть пальцем. Почему все-таки? У меня сейчас нет времени думать об этом. Я слежу за Кириллом.
И еще один человек внимательно следил за Кириллом. Это Гусаков. Он-то, по всему видно, не забыл тот зловредный фельетон. И если автор попал в его руки, этим случаем он воспользуется непременно.
Кирилл недолго мудрил над билетом. Он повозил пером по чистой бумаге и, только освободился стул перед Гусаковым, пересел на него. И вовремя. К стулу было направился увалень Петя Востряков. Петя пожал плечами и сел на место. А Кирилл даже не извинился. Ему было не до этого.
Он смотрел в упор на Гусакова. Тот подобрался. Насупился. Кириллу попался трудный билет, но отвечал он блестяще. Наизусть прочитал Гусакову порядочный кусок из Николаса Гильена. Гусаков хищно смотрел ему в рот. Сторожил первое неверное слово. Но рот Кирилла захлопнулся, а этого слова так и не было. Но Гусаков уже что-то задумал. И держал наготове.
— Назовите современных писателей Гондураса. Кого знаете, разумеется, — сказал Гусаков.
Гусаков мельком глянул на меня, и я уловил в его глазах торжество. Мало кто знает писателей Гондураса. Кирилл вряд ли входит в их число. Но Кирилл выпалил единым духом:
— Ди Стефано, Суарес, Рамальетс, Хенто.
Оказывается, знакомые имена. Я их тоже знал. Но запамятовал. А Кирилл вот не забыл. Феноменальная память у моего друга. Гусаков — и тот поднял брови. Мало того, не удержался и в сердцах сказал:
— Молодец, Севостьянов! — И, повернувшись к нам, закончил: — Так надо знать зарубежную литературу! Таким образом!
— Нет, не так, — возразил Кирилл. — Совсем не таким образом. Ди Стефано, Суарес и другие — просто футболисты из сборной Испании. Пушкаша я не тронул, потому что у него венгерская фамилия.
Я это предвидел. Не в деталях, конечно, а в общих чертах. Я догадывался, что Кирилл выбросит именно такой фортель. Теперь я удостоверился в этом, а на дальнейшее можно было не смотреть.
Не глядя, я представил, как что-то пытался сказать Гусаков и не смог. А вот хлопнула дверь — это Гусаков убежал в деканат.
— Что и требовалось доказать! — возвестил чуточку побледневший Севостьянов и вышел в коридор.
Я двинулся вслед за ним. Сидеть тут не было никакого смысла. Скандал затянется надолго. Чтобы понять это, не обязательно владеть даром предвидения.
В коридоре между тем началась паника. Вконец перепуганные девушки окружили Кирилла. Они не знали, что произошло. Зато видели, как из аудитории выскочил бледный Гусаков и затрусил по коридору прочь. Девушки теребили Кирилла. Требовали информации.
— Ничего не случилось. Только то, что и требовалось доказать, — механически твердил Севостьянов, пробиваясь сквозь окружение.
Я подошел к нему на лестничной площадке. Он стоял один. Наши «болельщики», видно, где-то слонялись. Он пытался закурить. У него ломались спички.
Я спросил:
— А если бы не Гондурас? А если бы понадобились английские фамилии? Тогда что?
Он все же закурил. Жадно затянулся.
— На этот случай я припас «Тоттенхэм хотспур». Еще у меня есть французский «Реймс», итальянский «Милан», турецкий «Галатасарай» и сборная ФРГ без правого инсайда. Того я не нашел.
— Все же не по-хозяйски. Нерациональная трата времени. Ты возился с подшивкой три часа, а можно было назвать вымышленные фамилии. Придумать тут же.
— В том-то и дело, нельзя. Иначе не будет анекдота. А мне нужен анекдот. Чтобы он разошелся по институту. Чтобы поднялся шум. Чтобы все увидели, каков Гусаков. Понимаешь?