Я вернулся в аудиторию и поискал глазами Кирилла. Мне не терпелось рассказать о событиях этой перемены. Уж очень много смешного случилось за двадцать минут. Кирилл нашел меня сам. Он подошел сбоку, озадаченно потирая лоб.
— Оказывается, мы пригласили Елочку в театр. На сегодня. Она уверяет, но я что-то этого не помню. К тому же у меня нет денег!
— Я одолжу.
— А мы действительно приглашали?
— Было дело.
Попробуй разберись теперь в Елочке.
— Йог, приехал твой батя.
— Ну и что?
— Как что? Ждет внизу. Просил поживее. Спешит вроде.
— Ничего. Подождет.
Я лежал лицом к потолку и курил.
— Но он в самом деле приехал и ждет.
— Ну и что?
— Не веришь?
— Верю. Ты у нас воплощение несгибаемой правды.
— Честное слово!
На этот раз я промолчал. Выпустил очередную струю «Любительских» и не сказал ни слова. Только молчанием можно отвадить разыгрывающего. Мы до того дошутились, что уже не верим друг другу. По известным причинам меня разыграть труднее, чем кого-либо из нашей комнаты. Я не поддаюсь искушению. Тем не менее Сусекин пристал ко мне и никак не отвяжется. Но я молчу.
— Могу встать на колени, — застонал Сусекин.
Мне захотелось глянуть на физиономию Сусекина. Я повернулся на бок и увидел трогательное представление. Вася стоял на коленях и, сложив ладони на груди, смотрел на меня умоляюще. На что не пойдет человек, только бы оставить ближнего в дураках! Я поаплодировал.
— Валяй следующий номер.
— Батя приехал, — тупо повторил Вася, поднимаясь на ноги.
В дверь постучали, и вошел отец. Я приподнялся на локтях. Менее всего я ожидал увидеть отца. Должно произойти нечто невероятное, чтобы он вылез из своей лаборатории и отправился в другой город.
— Все такой же соня, — пожурил отец.
— Он чемпион, — буркнул Вася из своего угла.
Отец присел на мою кровать. Мы потерлись щеками.
— Что случилось? — спросил я напрямик.
— Приехал за советом. В общем, это большой и серьезный разговор.
Отец почему-то конфузился. Для меня это новость. Отец рассеянный, отец сосредоточенный — таким я его знаю. Но отец сконфуженный не укладывается в моей голове. Кроме меня и палеонтологии, его ничто не интересует. Даже к смерти матери он, вероятно, отнесся как к сугубо биологическому факту, вполне объясненному наукой. Мне было пять лет, когда умерла мать, но я так предполагаю. Я слишком хорошо знаю отца. Что же касается меня и палеонтологии, так мы не даем повода для волнений. В нас он достаточно уверен. И мне кажется, стыдливый румянец был для него всегда такой же деталью быта, как веник, ведро или кошка. А тем нет места в его серьезном, строго рассчитанном мире. Впрочем, кошку он однажды заметил. Тогда он вернулся домой после крупного научного успеха. Что-то открыл или в этом роде. Он выдвинул рабочее кресло на середину комнаты, сел в него и благодушно улыбнулся. Тут через его поле зрения прошел котенок. Котенок был еще слаб. Он еле передвигал лапками, точно они прилипали к полу. Отцу захотелось позвать котенка, но он не представлял, как это делается. То есть как манят кошек. После некоторых затруднений он сказал:
— Коша, коша.
Котенок непонимающе посмотрел на отца чистыми голубыми глазами и ушел под кровать.
Может, и сейчас на отца нашло что-то подобное? И он вздумал сконфузиться?
— Погуляем? — предложил отец.
Кириллу повезло. Он сегодня пойдет в театр с Елочкой без меня. Я оставил у Сусекина записку и деньги. И мы с отцом отправились на улицу.
Отец долго стеснялся сказать о главном. Мы исколесили городской парк, переговорили о массе мелочей, а он все не решался. Если бы не случай, неизвестно, когда бы он перешел к делу.
— Как поживает Тамара Ивановна? — спросил я между прочим. Без всякого умысла.
Совместно с Тамарой Ивановной он ведет какие-то сложные исследования. Они торчат в лаборатории до позднего вечера. Потом расходятся по домам. Отец — в нашу гулкую, как собор, квартиру. Тамара Ивановна — в девичью келью. Хотя не пойму, как ей удалось засидеться в девах при такой впечатляющей наружности. Я и то был влюблен в нее по уши, когда еще ходил в желторотых десятиклассниках. Но отец не обращал на нее никакого внимания. Как-то я увидел их вместе и поставил крест. Отец держал Тамару Ивановну за руку и втолковывал непонятные мне термины. И оба при этом хоть бы что. Будто деревянные.
Поэтому я поинтересовался Тамарой Ивановной мимоходом. Поскольку она соавтор отца. Ничего иного я не имел в виду. Это был проходной вопрос, на который отвечать вовсе не обязательно. Но отца он невероятно задел.
— Она передает тебе большущий привет, — сказал он поспешно. Точно я сомневался в ее доброжелательном отношении ко мне.
— Вернешься, передай ей то же самое.
Это заявление обрадовало отца.
— Как бы ты посмотрел... если бы я...
Мне стало ясно: наконец-таки отец заметил, что, кроме палеонтологического таланта, у Тамары Ивановны есть и другие прелести.
— Я не против, отец. Я даже скажу: будь решительнее.
— Да, но...
— У нее кто-нибудь?..
— Нет. Но она, как бы сказать...
— Догадываюсь. Она равнодушна к мужчинам?
— Не то чтобы равнодушна. Вернее, они не интересуют ее в смысле...
— Ясно. Ты в этом твердо уверен?