Судный день

Рейналдо кивнул; глаза на красивом юном лице казались остекленевшими. Это лицо никогда не озаряла улыбка, в нем погасла радость жизни. Власти изо всех сил старались искоренить торговлю детским сексом, но, как и во всех больших городах мира, она все равно процветала — нужно только знать, где искать.

Когда они оказались на заднем сидении такси, толстая потная рука Дженнингса скользнула на упругое смуглое бедро Рейналдо.

* * *

Утренняя жара уже начинала становиться тягостной, и Дженнингс с облегчением вошел в прохладную тень невысокого розового здания 30-х годов, в котором размещался Национальный музей археологии и этнологии. Дженнингс неторопливо шел мимо мягко подсвеченных стеклянных витрин, и его грязные кроссовки скрипели на тщательно отполированных плитках пола. В начале экспозиции были выставлены редкие лезвия, ножи и наконечники копий, которые древние вырезали из обсидиана — твердого черного стекла, образовавшегося из вулканической лавы, застывшей без кристаллизации, что позволяло затачивать их до молекулярной толщины, во много раз острее современных хирургических скальпелей. Со следующего стенда безжизненным застывшим взглядом смотрели бесценные маски из молочно-зеленого нефрита с глазницами, выложенными мозаикой из перламутра и обсидиана. Они были расставлены среди красно-синих статуй и гончарных изделий, найденных в царских гробницах пирамид Тикаля и Паленке, но Дженнингс не удостоил их даже беглого взгляда. Он искал своего осведомителя. В этот момент охранник подал ему сигнал, приглашая в угол зала экспозиции, где не было экспонатов и где, как знали они оба, их не могли видеть камеры видеонаблюдения. Карлос был коренастым мужчиной с иссиня-черными волосами и квадратным коричневым лицом. Темные глаза его нервно оглядывали комнату.

— Доктор Вайцман. Ты сказал, что она была здесь два месяца назад? — спросил Дженнингс, стирая пот со своего розового лба.

— Si. У нее было разрешение на посещение запасников. Она очень волновалась, сеньор.

— А ты знаешь почему?

— Я думаю, что причиной была одна из стел, такая небольшая, которая всегда хранилась в одной из задних комнат.

— Мне нужно взглянуть на нее.

Карлос с извиняющимся видом пожал плечами.

— Это будет непросто, сеньор… без разрешения.

Дженнингс сунул в руку охраннику грязную купюру в сто кетцалей.

Карлос улыбнулся.

— Следуйте за мной, сеньор, но держитесь поближе к стене.

Очень скоро Дженнингс уже с восхищением рассматривал небольшую стелу из песчаника.

— Она из Тикаля. Как давно она находится в музее?

— Думаю, что еще со времен экспедиции нацистов в Тикаль в тридцатые годы. Фашистов здесь очень не любят, сеньор, поэтому ее никогда не выставляли.

— А в записях музея она есть?

Карлос снова пожал плечами.

— Копировать записи строго запрещается, сеньор.

— Мне нужны эти записи, срочно, ты понял меня, Карлос? Prontamente! Entiendes? — с раздражением потребовал Дженнингс, сунув в руку Карлосу еще одну грязную банкноту.

* * *

Монсеньор Дженнингс доехал до озера Атитлан уже ближе к вечеру, и к моменту, когда он добрался до северного города Панаячел, последний паром на южный берег и к Сан-Педро уже отошел.

Дженнингс устал, он был зол и не имел ни малейшего желания платить старому лодочнику сто кетцалей.

— Топливо сейчас стоит очень дорого, сеньор. Вы должны заплатить еще за мою дорогу обратно.

— Cuarenta quetzals,[94] — настаивал Дженнингс, отчаянно жестикулируя четырьмя пальцами.

Старик пожал плечами, вынул ключ из замка зажигания своей небольшой моторки из стеклопластика и пошел прочь от берега, оставив Дженнингса в одиночестве курить рядом с лодкой.

— Sesenta quetzales. Шестьдесят. Это мое последнее предложение, — крикнул ему вдогонку Дженнингс.

Лодочник снова пожал плечами и даже не замедлил шаг. Дженнингс огляделся по сторонам, но берег озера был пустынным, только возле других причалов раскачивались на волнах пустые лодки.

— Ochenta![95] — прокричал он.

Лодочник остановился, затем обернулся и пошел по шаткой пристани обратно. Восемьдесят кетцалей — это немногим более десяти американских долларов, но даже после вычета стоимости топлива все равно остались бы деньги, чтобы принести на стол своим внукам какую-то еду.

Когда Дженнингс, послушавшись лодочника, перешел на нос, лодка угрожающе закачалась. Сорокасильный подвесной мотор «Эвинруд» был стареньким, но за ним дотошно ухаживали, и он завелся с первой попытки. Лодочник тронулся с места, и маленькое суденышко начало набирать скорость по гладкой поверхности холодных вод. Солнце садилось за горы, возвышавшиеся над Сан-Маркосом, купая в своих оранжевых лучах кофейные плантации на склонах трех высоких вулканов — Атитлана, Толимана и Сан-Педро, но Дженнингс не замечал прекрасного пейзажа. Он просто сидел спиной к носу, поглощенный мыслями о страничке с выпиской из данных об экспонатах, поступивших в Национальный музей.