Судный день

Штабом оказалась самая большая палатка в центре лагеря. Даже не палатка, а настоящий шатёр, охраняемый двумя забронированными наглухо часовыми. При виде майора они чётко взяли на караул. Тот отмахнул ответное приветствие, и шагнул за полог. Капитан последовал за ним и опять остолбенел — в центре штаба светилось изображение. Даже, не изображение, а подробнейший рельеф местности со всеми высотами, дорогами, лесами. Почти каждый миг вспыхивали условные обозначения. Одни — алые, другие — жёлтые и чёрные. Несколько голубых значков, по-видимому, обозначали авиацию. Перед голограммой, а ничем другим ЭТО быть не могло, стола небольшая группа военных в уже знакомых ему мундирах и двое в другой форме.

— Господин генерал, майор Кемпке прибыл. Со мной — капитан Островский из Россиянской армии.

Пронзительные серые глаза неизвестного казалось просветили того насквозь.

— В шоке, капитан? Генерал Рокоссовский, командир особого корпуса специальных операций.

— Ро-Ро-Рокоссовский? Тот САМЫЙ?!

— Нет. Не тот. Это мой отец.

— Но… как же?!

Генерал на мгновение задумался, потом внезапно улыбнулся:

— Да… Шок, пожалуй, слишком силён… Что с его людьми?

— Девять очень тяжёлых. Состояние стабилизировано, но нужно стационарное лечение. Четверо — лёгкие. Полевой госпиталь. Остальные — отдохнут, и в бой.

— Ясно. Короче, майор, пусть фройлян Анна отправит их к нам. Немного отойдут, подлечатся, а там решат.

— Есть, господин генерал!

Отдал честь, капитан машинально повторил, и почувствовал, как его снова потянули за рукав, послушно повернулся и последовал за майором…

Фройлян Анна оказалась крепко сбитой девушкой лет двадцати пяти в зелёной форме с совершенно уже непонятными знаками различия. Но потому, как уважительно майор отдал ей честь, чин у неё был явно не маленький…

— Что у вас, майор?

Бесцеремонно, не обращая внимания на отданное приветствие, осведомилась она.

— Генерал приказал переправить капитана и его людей к нам.

— Яволь. Десять минут.

Майор поднёс ко рту запястье и быстро заговорил по-немецки. Между тем Анна села за стул, который стоял перед высоченной стеной аппаратуры и дисплеев, на которых мелькали непонятные знаки. Послышался нарастающий гул, между двумя металлическими фермами в углу замелькали сиреневые искры. В это время в огромную, не меньше штабной, палатку вошли новые посетители. При виде их Островский обрадовался — его пацаны, немного напуганные, немного ошарашенные, но целые и живые. Следом вкатили несколько непонятных агрегатов, представляющих собой полупрозрачные саркофаги, в которых лежали раненые солдаты.

— Что с ними?!

— Они в тяжёлом состоянии, но выкарабкаются, сейчас просто спят. А это — для того, чтобы им не стало хуже…

Любезно ответил Кемпке. Между тем сверкание стало громче, и вдруг пространство между стойками засветилось и появилась дыра.

— Вперёд!

Капитан почувствовал дружеский толчок и шагнул в никуда…

Земля-1.

Серёга Фёдоров вытер полотенцем выступивший пот и опустился на скамейку. Он выиграл схватку, и теперь надо ждать следующего поединка. А пока — отдых… Не зря, ой не зря переживал он, волновался. После трёх месяцев такой привольно-вольготной жизни настала другая. Настоящая каторга. Всё началось после того, как всех перемещённых собрали в помещении большого зала, где проходил показ кино и чтение лекций по истории, а по выходным — танцы. Прежде всего, проверили наличие, и недостающих буквально приволокли за воротник. Это, в основном были «обнаглевшие», как их называл про себя Серёга. Когда все собрались, внесли четыре стола и разбили сельчан на четыре колонны. Вежливо, но настойчиво. Каждый подходил к своему столу и получал карточку определённого цвета, затем возвращался назад. Когда все получили бумаги, выяснилось, что они в основном четырёх цветов: белые, зелёные, красные и чёрные. Фёдорову досталась чёрная. Ивану — тоже. Такую же в руках вертела Наташка Восьмиламповая. Впрочем, её уже никто так не называл… У части сельчан были красные, у многих — зелёные, ну и белых хватало. Но только у взрослых. Детям всем выдали карточки тоже разного цвета. Чтобы это значило? Но ломать голову пришлось недолго — загрохотал динамик:

— Всем, у кого документ белый, направиться к выходу.

Небольшая кучка сельчан, недоумённо озираясь, послушно двинулась в указанном направлении.

— Зелёные документы, направиться к выходу.

Это, в основном был народ в возрасте. Но и несколько молодых, о ком Серёга знал, что ребята больные были среди них… Его осенило:

— Это же сортировка! Значит, карантин кончился! Но почему у детей и родителей РАЗНЫЕ цвета?! Неужели…

Догадка была такой страшной, что ему стало не по себе… тем более, что цвет такой страшный…

— Красный цвет! К выходу!

Пошли остальные… Но, как Серёга видел, и у детей, и у родителей документы ОДНОГО цвета. Семьи не разлучали…

— Чёрный цвет — на выход!

… Обладателей чёрных аусвайсов оказалось больше всего. Почти вся молодёжь, дети, словом, большинство. На сердце стало полегче, всё таки не один… Их посадили в огромные мягкие автобусы, и куда то повезли… Не выдержав, Серёга спросил сопровождающего их громилу: