Оставалось загадкой — как попали научные труды опального прокурора Азларханова к Сенатору? Не мог же Артур Александрович сам передать их Сухробу Ахмедовичу? Можно сказать, что время в больнице Камалов зря не терял, одна отгадка тайны взлета популярности Сенатора чего стоила. Конечно, он не ожидал от встречи с Шубариным чуда, ответа на все вопросы, просто интуитивно чувствовал, что вокруг Японца крутится многое. Новое время давало Шубарину шанс достойной жизни, реализации собственных возможностей, ведь он уже в 1986 году объявил в финансовых органах о личном миллионе и никто к нему претензий не имел. А идею коммерческого банка поддержали на правительственном уровне, горисполком сдал ему в аренду на 99 лет старинный особняк в центре столицы, в нем сейчас спешно вели реставрационные работы. А ведь при возврате к прошлому о каком официальном личном миллионе, частном банке могла идти речь, уж об этом Шубарин, наверное, догадывался. Вот почему в нем надо искать союзника. Во всяком случае, следовало изолировать его от Миршаба и от Сенатора, который, возможно, даже раньше Японца окажется в Ташкенте, — такое единство представляло силу, темную силу.
Мысли о Шубарине так часто не давали покоя Камалову, что он на всякий случай решил по своим старым связям с Интерполом получить кое-какие данные о жизни Японца в Мюнхене: как и где проводит свободное время, с кем общается, кто и откуда наведывался к нему. Он допускал, что такой неординарный человек мог попасть в поле зрения местных органов правопорядка, немцы — народ аккуратный. На успех особый он, конечно, не рассчитывал, просто у него сложилась привычка работать тщательно, основательно, тем более если позволяло время. Да и Шубарин сам по себе стоит того, чтобы знать о нем как можно больше. Ответ из Мюнхена пришел в день выписки Ферганца из больницы, и по тому, как Уткур Рашидович, начальник отдела по борьбе с организованной преступностью, приехавший за ним, передал тоненькую папку еще в машине, не дожидаясь, пока они доедут до прокуратуры, Камалов почувствовал важность сообщения.
Так оно и было. Документы, пришедшие по каналам Интерпола, рассказывали, что Шубарин вел активный образ жизни в Мюнхене: учеба, встречи с деловыми людьми, визиты, приемы в престижных клубах, театр, бассейн, корты… Частые выезды на уик-энд в Австрию, Голландию, Швейцарию, Италию… Интерес представлял и список людей из разных стран, посещавших Шубарина в Германии. Камалов догадался, что почти все они — наши бывшие граждане, с которыми Японец раньше имел дела. Но в длинном списке встретились две фамилии, заставившие Уткура Рашидовича поскорее ознакомить прокурора с ответом Интерпола. Для людей несведущих эти фамилии не говорили ничего, но для Камалова…
Фамилии находились рядом, в самом конце: Анвар Абидович Тилляходжаев и Талиб Султанов. Прилагались и фотографии.
Камалов долго всматривался в мужчину в модном мешковатом костюме с холеными усиками со знакомой фамилией. В кабинете он достал альбом — многие, наверное, хотели бы заглянуть в него — и отыскал похожий снимок. Подпись гласила: Талиб Султанов, 1953 года рождения, дважды судим, вор в законе.
— Что нужно уголовнику Талибу от будущего банкира? И как оказался в Мюнхене Анвар Абидович Тилляходжаев, находящийся в заключении на Урале? спросил прокурор у Уткура Рашидовича, но тот в ответ лишь пожал плечами.