Судить буду я

— Не спрашивай, Артур, давай выпьем, закусим, как в старые добрые времена. Ты не представляешь, как я обрадовался вчера, в лагере, что завтра увижу тебя. Я ведь не знал, что встреча будет тут, в Мюнхене, в этом роскошном зале. Ты почаще бывай в Европе, и мне шанс, видимо, выпадет ее повидать…

Анвар Абидович говорил весело, с задором, как в застойное время, когда он был хозяином области, по площади равной Германии и Франции, вместе взятым.

Официант уже давно стоял у стола, и Артур Александрович, знавший, что парень родом из Казахстана, сказал ему по-немецки:

— Неси все лучшее, что есть, да побыстрее, старый друг приехал! — И тот без слов отошел от колонны, он помнил, как русские гуляют.

Через полчаса, сделав паузу в ожидании горячего, Артур Александрович спросил нетерпеливо:

— И все-таки — как вы тут очутились и сразу нашли меня?

— Я солдат партии, вот потому и оказался здесь, выполняю ее приказ, ответил Анвар Абидович несколько высокопарно, но Шубарин понял, что тот не шутит, да и вряд ли без согласования с самыми верхами он мог выйти на свободу, даже временно, и тут же вылететь на Запад. За визитом человека из лагеря, безусловно, стояли какие-то высшие силы, а то и государственные интересы, Шубарин почувствовал это.

— Хорошо, что ты не вышел из партии, как поступили многие приспособленцы, перевертыши, иначе бы ко мне не обратились. Хотя кто знает, теперь я уж совсем не понимаю, что творится на воле, хотя регулярно смотрю телевизор и читаю газеты.

— Какой я коммунист, Анвар Абидович? Я предприниматель, теперь вот становлюсь банкиром, открываю в Ташкенте коммерческий банк. Я чужд идеологии, любой, левой, и правой, и даже серединной, я за правовое государство, за верховенство закона, за права личности, гражданина. Зная реальное положение в стране, в ее экономике после шести лет перестройки, общаясь лично с теми, кто пришел сегодня к власти и кто рвется к ней, я убежден, что только настоящие коммунисты, узнавшие о том, сколько от их имени делалось преступлений за семьдесят лет, способны спасти эту великую страну от краха, потери государственности, дело и до этого докатилось…

— Спасибо, Артур, примерно так я аттестовал тебя, сказал, что ты наш человек…

Шубарин хотел возразить, сказать — я не ваш человек, но тут же передумал, не стоило разочаровывать Анвара Абидовича, сбивать его с толку, ясно было, что он объявился в Мюнхене с серьезными делами. Но даже если бы Анвар Абидович сбежал из тюрьмы и каким-то немыслимым образом оказался рядом с ним, он в любой ситуации, даже на чужой территории, предпринял бы все, чтобы спасти жизнь своего бывшего патрона, — в этом была вся его натура, суть, он не предавал друзей.

Принесли горячее, и они по традиции выпили еще по рюмке "горбачевской" водки немецкого разлива. Анвар Абидович прокомментировал ее кратко: гадость, до нашей, любой областной "Русской" или "Столичной", ей тянуть и тянуть.

Барин остается барином, подумал Артур Александрович, сидел шесть лет, наверное, уже забыл вкус спиртного, а вот "горбачевку" не признал… Да и вообще Анвар Абидович с каждой минутой держался свободнее, вальяжнее, невольно вызывая в памяти давние дни в Заркенте.

— Я очень рад, что когда-то не ошибся, разгадал в тебе предпринимателя, бизнесмена, хотя это и шло вразрез с нашей идеологией. Воистину нет правил без исключения. Иногда я думаю, что все мои прегрешения перед партией, за которые я отбываю справедливое наказание, перевешивают одно мое деяние, тоже как бы противоправное, — я создал тебя, открыл в области режим наибольшего благоприятствования всем твоим начинаниям, и, говорят, ты сегодня вполне официальный миллионер. Теперь в тебе нуждается страна, народ… — тут Анвар Абидович слегка понизил голос, воровато окинул взглядом зал и добавил тихо, но торжественно, по слогам: — И пар-ти-я!

Японец подумал, что гость опьянел, но, глянув повнимательнее на Анвара Абидовича, понял, что ошибся, тот просто переходил к делу, а важность возложенной на него миссии, в случае успеха которой, возможно, ему пообещали свободу, тянула его на патетику, высокопарность.

Артур Александрович внимательно оглядел ресторан, сразу отыскал людей, вероятней всего, сопровождающих Тилляходжаева, увидел еще двух-трех подозрительных, на его взгляд, гостей и решил не искушать судьбу: разговор их легко могли прослушивать и записывать, а Анвару Абидовичу не терпелось скорее перейти к делу.

Как только гость попытался вернуться к главной теме разговора, Японец бесцеремонно перебил его, сказав, что о делах они побеседуют у него дома за чашкой кофе, и заговорил о том, как они сегодня вечером приятно проведут время в известном загородном клубе, куда он был приглашен заранее… Рассказывая о ночной жизни Мюнхена, Артур Александрович наблюдал, как один за одним исчезли все люди, вызвавшие его подозрения, видимо, он не ошибся, их прослушивали, и они поспешили уйти из ресторана.