Судебные речи

Переходя затем к отделу нарушений во время приготовительных к суду распоряжений, я не нахожу возможности согласиться с доводами жалобщика относительно гражданского иска и вполне разделяю соображения моего предместника Н. А. Неклюдова, высказанные в заключении по делу Мироновича по вопросу о том, составляет ли даже неправильное допущение гражданского иска существенное нарушение. Установляя судебное состязание, закон имеет в виду две стороны — обвиняющую и защищающую, и задачей их законной борьбы ставит исследование истины в уголовном деле, насколько она доступна силам человеческого понимания. Представитель гражданского иска в ближайших целях, к которым он стремится, в способах их достижения и в правах, которыми он пользуется на судебном следствии (исключая права отвода присяжных заседателей), примыкает к стороне обвиняющей, и во всем, что касается доказательств виновности подсудимого, сливается с обвинителем. Поэтому он — не третья сторона; он, когда допущен к осуществлению своих прав, есть нераздельная часть одной из двух действующих на суде сторон. Количественное неравенство сил не имеет в этом отношении значения. Оно лишь случайный признак. Против одного подсудимого могут выступать по два прокурора, против одного прокурора — несколько защитников. Гораздо важнее количества представителей сторон — их качества. Рассматриваемые с точки зрения таланта или знания, несколько заурядных защитников не могут составить надлежащего противовеса одному талантливому обвинителю и три-четыре рядовых прокурора не идут в сравнение с одним богато одаренным защитником, горячим словом которого движет глубокое внутреннее убеждение. Становиться на почву учета сил в этом отношении было бы и опасно, и произвольно. Но если нельзя говорить о качестве представителей сторон, то еще менее можно говорить об их количестве. Поэтому даже и неправильное допущение гражданского истца в уголовном деле не есть повод для кассации приговора. Недаром при составлении Судебных уставов, когда была сделана, при обсуждении ст. 911 Устава уголовного судопроизводства, попытка исчислить коренные поводы кассации, о неправильном допущении гражданского иска не было и помину. Но и, кроме того, допущение отца Черемновой к предъявлению гражданского иска не представляется неправильным и по существу своему. По смыслу ст. 6 Устава уголовного судопроизводства, всякий потерпевший от преступления, в случае заявления иска о вознаграждении, признается участвующим в деле гражданским истцом; потерпевшее же лицо есть всякое, понесшее вред или убытки от этого преступления (ст. 302, п. 3). Уже из того, что понятию убытка противополагается понятие вреда видно, что вред не всегда может быть выражен в виде материального, непосредственного ущерба. Этот вред может иметь и личный характер. В решении Правительствующего Сената по делу Сосунова, 1869 года, № 843, выражено, что так как причиняемый преступлением вред может состоять в нарушении и личных прав, а к числу нарушений последнего рода несомненно принадлежит нарушение спокойствия домашнего очага, то, например, хозяин дома, в котором произведено буйство, не может не быть признан лицом потерпевшим. Очевидно затем, что такое потерпевшее лицо может предъявить иск и явиться гражданским истцом в уголовном деле. Едва ли затем нужно доказывать, что отец дочери, над которою совершено изнасилование, является не менее потерпевшим лицом, чем такой хозяин, и что вред, ему нанесенный, и глубже, и острее, и непоправимее.