Мистер Гэндолф ждал почти десять лет, чтобы заявить о своей невиновности. Хотя это явно вызывает сомнение в правдивости данного заявления, по закону гораздо важнее, чтобы осужденный получил возможность сделать такое заявление и подтвердить его на суде, а также в последующих косвенных оспариваниях судебного решения. Заявление о пересмотре дела, особенно повторное, ограничено лишь исправлением нарушения конституционных прав подсудимого, столь вопиющего, что оно привело к судебной ошибке. Нет никаких оснований полагать, что мистер Гэндолф подходит под этот правовой критерий. Мы согласны с обвиняющей стороной, что прежнее доказательство вины мистера Гэндолфа, на которое в свое время опирался судья, остается несомненным; в сущности, количество улик против заявителя в результате этого процесса возросло. Соответственно мы делаем вывод, что не существует законных оснований для подачи второго заявления о пересмотре дела. Хотя наше прежнее распоряжение, санкционирующее краткий период предъявления доказательств, может рассматриваться как разрешение подать такое заявление, мы приходим к выводу, что такое разрешение было бы дано непредусмотрительно. Поэтому адвокат, назначенный для помощи мистеру Гэндолфу, с благодарностью суда освобождается от своих обязанностей. Наша прежняя отсрочка настоящим решением аннулируется и больше не препятствует Высшему суду округа Киндл назначить дату совершения смертной казни".
Положив трубку, Артур повернулся к окну с видом на реку. У него было ощущение, что он тонет в ее темных водах. Смертная казнь. Мысли его обращались к последствиям для Ромми, сердце полнилось жалостью к себе. Журналисты не станут трогать утопающего, но мнение суда ему было понятно. Они сочли, что он придал слишком большое значение показаниям Эрно или по крайней мере не отнесся к ним в достаточной степени скептически. Как назначенному адвокату, ему полагалось вести себя сдержанно, и они как будто предвидели, что этого он делать не станет. Он понимал, что так и вышло. Для Артура Рейвена давно не являлось новостью, что человек он страстный. Но Ромми помог ему понять, что страстность присуща и его юридической практике. Этот свет пробился наружу и теперь по распоряжению суда вновь будет закрыт ставнями.
Ларри терпеть не мог прессу. Кое-кого из репортеров он находил приятными собеседниками, но не доверял им. Они только издали видели языки пламени, ни разу не обжигались и все-таки брались рассказывать другим о пожаре. Поэтому с удовольствием наблюдал, как Мюриэл берет их в оборот.
Пресс-центр прокуратуры располагался в бывшей палате большого жюри. Задняя стена была раскрашена в цвет электрик под театральный задник, на подиуме под микрофоном красовалась эмблема округа Киндл, пластиковая, а не бронзовая, чтобы не было слепящего блеска от ряда мощных ламп наверху. Сидевшая в ярком свете Мюриэл была спокойной, любезной, но властной. Она представила всех сидевших по обе стороны от нее, особенно отметив Ларри, потом сдержанно похвалила решение федерального апелляционного суда и спокойно отметила трудоемкий, но четкий ход этого юридического процесса. Сказала, как говорила уже несколько месяцев, что пора привести в исполнение смертный приговор Гэндолфу. Несколько репортеров попросили ее дать новую оценку показаний Эрдаи, она просто отослала их к решению суда. Речь шла о Гэндолфе, а не об Эрно. Шланг был признан виновным, суд недвусмысленно заявил, что процесс велся беспристрастно. Трое безликих судей в нескольких кварталах отсюда теперь стали неутомимыми адвокатами Мюриэл.
Как только верхние лампы выключили, Ларри ослабил узел галстука. Начальник полиции пожал ему руку, потом он какое-то время перешучивался с Кэрол и Мольто. Мюриэл ждала его, чтобы выйти с ним, и они вдвоем пошли по мраморному вестибюлю здания, многолюдному в этот обеденный час. В окружении толпы то, что она взяла его за руку, казалось совершенно невинным.
— Ларри, ты замечательно поработал над этим делом. Жаль, что у нас недавно вышел из-за него такой разлад, но ты действовал превосходно.
Старчек спросил, чего ждать дальше, и Мюриэл описала наскоки, которые могут предпринять Артур или его преемник. Все, заверила она, окажутся безрезультатными.
— Артур действительно отошел от этого дела? — спросил Ларри.
— Это решать Артуру. Суд недвусмысленно освободил его.
— По-моему, Артур неугомонный человек. Он не бросит дела.
— Может, и не бросит.
— Ну вот, — сказал Старчек. Они остановились в толчее, и он с волнением взглянул на нее. — Насколько я понимаю, это прощание.
Мюриэл добродушно засмеялась:
— Нет уж, Ларри.
— Нет?
— Тебе придется сражаться, чтобы снова уйти из моей жизни, малыш. Позвони. Нужно выпить, отпраздновать. Серьезно.
Она обняла его. Мастерица работать на публику, как и большинство судебных юристов, Мюриэл придала этому жесту какую-то бесполую сдержанность. Проходившим мимо это не могло показаться чем-то большим, чем подобающее дружеское прощание уважаемых коллег. Но в тот миг, когда она прижалась к его телу, в нем было нечто большее.