Судьбы вертящееся колесо

— Но сейчас… Сейчас вы критикуете Программу открыто и, еще хуже, официально. Грегору и так трудно. Мне кажется, он особенно больно воспринимает вашу критику.

— Тамила, я не могу молчать, когда так упираются во что-то одно. Это особенно вредно, когда упирающийся обладает властью… Ведь большинство вокруг уже давным-давно понимают, чего стоит Программа. Извините за откровенность.

— Но если вы знаете, что надо делать, почему не делитесь с ним? — не совсем дружелюбно спросила Тамила.

— Почему?.. До сих пор он меня и слушать не хотел. Но я не в обиде. Пусть придет, я с ним всем поделюсь.

— Он же научный руководитель Центра. Логичнее, если бы вы пришли к нему с вашими предложениями, — почти взмолилась она.

Глаза Гесэра вдруг сверкнули. Он поднялся.

— Тамила, я, в конце концов, обыкновенный человек. Не требуйте от меня большего, чем я могу. В свое время он шутя отнял у меня самое дорогое… Здесь, в Центре, я думал, что работа поможет скорее затянуться ране… Но и тут он оказался на моем пути. Не задумываясь, в корне подкосил многие мои начинания. Вы хотите, чтобы я же…

— Он не отнимал… Я сама полюбила его.

— Неправда! Он просто затмил ваш ум, глаза эффектным своим поведением. Предприимчивостью! Он не дал тогда нашей дружбе развиваться до более глубоких чувств! — Гесэр впервые открывался перед ней: — Да, конечно, он как будто не сделал ничего нечестного, но тем не менее именно он виноват в том, что вы поддались и пошли на поводу такого неглубокого чувства к нему. Такие люди куют железо пока горячо. Они не дают возможности своей жертве осмотреться, осмыслить происходящее вокруг…

— Как вы можете, Гесэр! — почти крикнула Тамила, какое у вас право говорить так плохо о нем!

— Я не думаю о нем плохо. Я считаю, что он это делает неосознанно. Он так устроен. Это его натура.

— Гесэр, остановитесь. Иначе я перестану вас уважать.

Гесэр опустил голову. Наступило неловкое молчание.

— Обещаю, больше на эту тему вы от меня ничего не услышите. Только не думайте, что я сожалею о сказанном! Когда-нибудь я должен был сказать вам это…

Тамила не ожидала такого поворота. Она не знала, как быть дальше.

— Гесэр, расскажите мне, пожалуйста, о вашем методе, — после недолгой паузы попросила она.

— Извините, на днях я делаю сообщение в Центре. Приходите. Сейчас мне надо переключаться на дела… Не обижайтесь на меня и не думайте ничего плохого… Да, вы окажете большую помощь делу, и Грегору в том числе, если поможете убедить его переключиться на наш вариант восстановления. И чем быстрее, тем лучше…

— Я приду послушать… — совсем загрустив, сказала она.

* * *

Через полтора года от первоначально слаженной работы Центра не осталось и следа. Верных последователей Программы набиралось теперь очень мало. Стало невозможно игнорировать возникающие оппозиционные течения. Под натиском их требований Центр был вынужден устроить обсуждение и пересмотр Программы. Разгорелись ожесточенные дискуссии, иногда даже переходящие в закулисную возню между разными течениями. Споры еще яснее обрисовали безвыходность создавшегося положения…

Сообщение группы цветоанализа, прослушанное в конце обсуждений, произвело эффект взрыва бомбы, потрясшей до основания саму идею Программы… Группа излагала результаты экспериментов последних месяцев…

Поиск группы начался с самых глубин микромира, которые были доступны на сегодняшний день. С методичной скрупулезностью были прочесаны все параметры элементарных частиц, образующих атомы вещества красок картин. Искали неизвестную закономерность в пространственном распределении параметров, геометрических форм и ориентации этих полей и частиц. В тончайшей архитектонике строения микромира, на фоне вездесущего хаоса, вечных колебаний и неустойчивостей велся поиск следов воздействия неуловимого «биополя», сохранившихся в нем как застывший отпечаток. Отпечаток, законсервировавший мысли и знания человека.

Побудила людей на эти поиски неожиданно возникшая гипотеза…

Утомленный художник стоит перед небольшим полотном. Оно уже почти закончено. Найдена схема композиции, со знанием выписаны эскизы деталей и всяких подробностей, дополняющие основной сюжет. Мысль художника и теперь сосредоточена на самом главном. Краски теперь ложатся на лицо героя, рисуя его внутренний мир, окрашивают предметы быта, запечатлевая на всем этом дух времени. Искусные руки нежно водят кистью, накладывают еле заметные, почти прозрачные слои. Мысль художника прожектором «освещает» полотно. Мозг сознательно, а порою подсознательно перебирает подробности огромного мира — целой исторической эпохи, в водоворотах которого вертело героя картины. Тонкие слои быстро сохнут. Сохнут в «поле» сосредоточенной мысли, сохранив в себе в виде невидимого отпечатка знания живописца, как податливая глина сохнет, сохранив на века следы пальцев ваятеля.

Группа цветоанализа искала этот след, чтобы «прочесть» его…

* * *

Когда пригласили Грегора в кабинет, у него внутри скребли кошки. За этой дверью он не ожидал для себя ничего приятного.