Судьбы вертящееся колесо

Внезапно моя кровать плавно поднялась и начала все быстрее двигаться на высоте птичьего полета в сторону скалистых гор, высившихся вдалеке. Я дотянулся до одежды, висевшей на спинке кровати, кое-как оделся, страшно боясь свалиться, и тоже сел, свесив ноги.

Под нами уже скользили острые черные скалы. Скоро и они остались позади. Дальше лежала окутанная серым дымом огромная долина с признаками кипучей жизни. Были видны отдельные строения, костры; вдалеке, в тумане, можно было различить целые города. Скоро я начал замечать отдельных чертей, снующих туда-сюда, местами они полчищами маршировали куда-то. Везде чувствовалась предельно деловая атмосфера.

— Здесь обитают души ваших средневековых предков, — сказал шайтан, очертя рукой долину.

Селения, города, отдельные строения, одеяния людей, которых удавалось различить, были средневековыми — минареты, арки, длинные халаты, чалмы… Я начал слышать голоса — пронзительные дикие вопли, проклятия многочисленных людей.

— Вон там, на медленном огне, поджаривают беднягу Абдуллатифа,[1] — показал шайтан, зевая от скуки. Под нами я увидел аккуратные ряды больших котлов, облизываемых снизу языками красноватого пламени. В котлах барахтались грешники, издавая эти жуткие вопли.

— Ты симпатизируешь этому подонку? — удивился я.

— Ну, конечно! Ведь фактически его отца убили другие люди, более изощренные в коварстве. Правда, они воспользовались руками Абдуллатифа. Но его единственная вина при этом — властолюбие. За такую вину смело можно поджарить половину человечества…

Мне становилось не по себе. Ад, над которым я начал было посмеиваться в начале путешествия на летящей кровати, давал о себе знать. Я уже ощущал жуткий запах паленого мяса, а сердце замирало от диких воплей.

Нашим взорам открывались все новые и новые страшные сцены.

— Почему же? — спросил я, пытаясь получше разглядеть суету, происходящую вокруг высокого человека в халате с. тусклым серебряным подбоем.

— Ему каким-то образом удается вызвать у исполнителей казни расположение к себе, мало того, возник даже тайный протест против приговора. Наши исследователи в последнее время приходят к выводу, что здесь работает тот же механизм, что имеет место и у вас, на Земле: человек, правдой и неправдой сумевший окружить себя властью, почетом, и в беде не остается без внимания — всегда найдутся слабые, которые продолжают тайно дрожать перед былой силой такой личности.

— Какой приговор ему вынесен?

— Он предоставлен произволу своих бывших жертв, которых загубил коварной жестокостью. Каждый из них казнит его по своему усмотрению. Это целая система очередности и правил, за которыми следят наши. Вот как раз их он и подкупает, зачастую небезуспешно…

Мы приближались к следующей гряде мрачных скал. Камни здесь были темнее и отливали холодным лунным светом. Кое-где я заметил тусклый отблеск ледяных глыб.

— Сейчас ты увидишь людей другой эпохи, — заметил шайтан задумчиво.

За скалами открылась еще более сумрачная долина. Вдалеке у горизонта виднелись действующие вулканы. Временами гигантские языки пламени лизали и темное небо.

— Как здесь ужасно! — вырвалось у меня.

— Конечно, — согласно кивнул шайтан, — ведь и ваша наука оценивает восемнадцатые, девятнадцатые века на твоей родине как самые мракобесные и темные.

— А вы что, согласны с нами в этом?

— Мы просто видели, как в эти столетия религиозный фанатизм, невежество и жестокость потопили миллионы людей в пучине гнуснейших преступлений. Вот здесь создан соответствующий комфорт для тех, кто особенно отличался в этих делишках.

Я попытался разобраться, что же там творится внизу, во мгле.

На небольшой поляне, склонив головы, стояли несколько человек. Все они были без головных уборов, обриты. Золотой и серебряный подбой халатов тускло мерцал в отблесках далекого пламени. Руки людей были связаны за спиной. Я с ужасом увидел, что рядом, на их глазах, шли приготовления к дикой казни. Одни палачи точили длинные ножи, другие копали ямы для стока крови.

— Кто эти несчастные?

— А, эти? Эмир Бухарский Насрулло, его сыновья и внуки — возможные наследники.

— За что их так?

— Плохо знаешь историю. Этот эмир, называвший себя «примерным поборником ислама», казнил поэтессу Нодиру и ее сыновей, внуков в основном за то, что она была духовно намного выше него. Здесь впервые применена «казнь его же методом». Эффект поразительный. Группа, ведущая это дело, сообщает, что страх и ужас мучеников, пока идут приготовления, просто потрясающие.

— И долго будут идти приготовления?

— Вечно, но грешники не знают об этом.