Судьбы Серапионов

По окончании войны Эренбург был отправлен в поездку по странам Восточной Европы, посетил он и заседания Нюрнбергского трибунала над нацистскими преступниками, о неотвратимости которого напоминал всю войну. Вернувшись, он нашел присланную ему книжку Полонской «Камская тетрадь» (она вышла в Молотове) с надписью: «Дорогому Илье с любовью. Л. 17/IX 45». Отвечая на подарок, он послал Е. Г. открытку от Таламини, которую получил для неё в Европе и коротко написал 19 декабря 1945 года: «Был я в семи странах, видал приятные окраины Европы и её разоренные внутренности. Пил вермут в Абации и многое вспомнил. Еще не собрался с мыслями. В Албании было тепло. Здесь сильный мороз. В Нюренберге немцы (Фриче и др.) меня узнали». Полонская ответила через месяц: «Спасибо за письмо и открытку. Не думала, что он в живых да еще и работает. Он из поколения фантастов, международное издание девятисотых годов. Мы тогда примыкали к этой серии, с некоторыми изменениями. Очень слежу за твоей работой. Твоя статья о Нюрнберге — превосходна[1014]. У меня такое чувство, что из этого города сделали „уголок Фемиды“, отгородив его ширмой, а за ширмой, по другую её сторону, расположились все прочие боги, включая Вотана». Затем печальное объяснение задержки с ответом: «Скончалась моя мама. Очень грустно и пусто стало. Даже недвижимая и без языка, борющаяся со смертью, она была источником тепла и жизни. Единственный друг, который не предаст. Я хотела написать тебе сразу, как получила твое письмо, но не могла».

В 1947 году Эренбург снова был в Ленинграде — о его встрече или невстрече с Полонской ничего не известно, хотя возможно, что его фраза из письма 1949 года относится именно к этой поездке. Шла откровенно антисемитская вакханалия «борьбы с космополитизмом». Видимо, узнав из газет, что Эренбурга посылают в Париж (до этого на большом собрании в Москве было объявлено о его аресте: арестован космополит № 1!), Полонская написала ему 15 апреля: «Желаю тебе счастливой поездки и счастливого возвращения (последнее пожелание было не менее важно — Б.Ф.). Я живу тихо, чувствую себя неважно — сердце. Хотела ехать в Москву, но меня врачи не пустили… Кланяйся Парижу — камням, каштанам, кажется, это всё, что осталось. Если мой итальянец жив, он обязательно приедет и разыщет тебя. Скажи ему, что я жива». В мемуарах Эренбург подробно рассказывает, насколько тяжкой была для него эта навязанная поездка, он медленно возвращался к жизни. Вернувшись из Парижа, Эренбург ответил 17 июля: «Мне было тоже обидно, что я не повидал тебя в Ленинграде. Не болей: нам нельзя. Я подышал немного лютеским воздухом, повидал каштаны, импрессионистов и мидинеток[1015], все на месте[1016]». Далее переписка прерывается — почте уже не доверяли даже простые мысли…

Дарственная надпись И. Г. Эренбурга Е. Г. Полонской на книге: Илья Эренбург. «Верность (Испания, Париж). Стихи». (М., 1941).

«Дорогой Лизе с любовью и с благодарностью за „Пылают Франции леса“ Илья Эренбург. Май 1941. Ленинград».

Дарственная надпись Е. Г. Полонской И. Г. Эренбургу на книге: Елизавета Полонская. «Камская тетрадь. Стихи». (Молотов, 1945).

«Дорогому Илье с любовью. Л. 17/IX 45».

3. Оттепель и старость

Поздравив друг друга телеграммами с новым 1955 годом, Полонская и Эренбург возобновили переписку. Началась оттепель (напомню, что это, общепринятое теперь, название той исторической эпохи надежд и иллюзий, название, которое власть категорически не принимала, дал именно Эренбург). В том же году Полонская приезжала в Москву и повидала Эренбурга у него на даче — в подмосковном Новом Иерусалиме. Любовь Эренбурга к возможности уединяться от городской, да и международной суеты на даче ей была понятна: она и сама теперь старается ежегодно проводить лето и начало осени в сельской Эстонии, под Тарту, где подружилась с молодым тогда Ю. М. Лотманом. Она пишет о полюбившейся ей Эльве Эренбургу: «Там у меня нечто вроде твоей „подмосковной“, и конечно, гораздо скромнее и более чужое, но все же очень милое: цветы, деревья, леса, речка, болота и т. д.». Начавшаяся в стране оттепель придала им силы: «Я очень рада, что видела тебя в хорошей форме. Мне даже показалось, что мы оба сейчас моложе, чем четыре года тому назад». Эренбург звал её еще раз выбраться в Новый Иерусалим, но пришлось срочно возвращаться домой и не получилось («Спасибо за приглашение и прости, что я им не воспользовалась. Так редко приходится делать то, что хочется»).