Судьбы наших детей

Великолепная штука — мечты. Наверное, каждый из нас в свое время предавался мечтам о богатстве, славе, путешествиях и парил на крыльях фантазии. Но сидеть на стуле, потягивая тепловатое пиво, и сознавать, что вековая мечта уже не мечта, а действительность, чувствовать себя всемогущим, как божество, знать, что, повернув несколько рычажков, можно увидеть и наблюдать всех и вся, где угодно, все, что когда-либо случалось, — при мысли об этом мне до сих пор время от времени становится не по себе.

Я знаю только, что в этом радиоэлектронном устройстве уйма проводов, меди, ртути и всяких несложных компонентов, но как и что в нем происходит, а уж тем более почему — для меня непостижимо. Свет имеет массу и энергию, масса света постоянно теряет часть самой себя и может быть вновь преобразована то ли в электромагнитное, то ли в какое-то другое поле. Майк Лавиада говорит, что эффект, который он случайно обнаружил и использовал в своем приборе, сам по себе не нов. Еще до войны такие ученые, как Комптон, Майкельсон и Пфейфер, неоднократно наблюдали этот феномен, однако проигнорировали его, сочтя бесполезным побочным эффектом лабораторных экспериментов. К тому же впоследствии все силы были брошены на исследования в области ядерной физики.

Когда я оправился от потрясения, а Майк приготовился еще раз продемонстрировать мне свой аппарат, стоило, наверно, посмотреть на меня со стороны. Майк уверяет, будто я поминутно вскакивал, бегал взад-вперед по залу, то натыкаясь на стулья, то отпихивая их ногой, и все время что-то торопливо бормотал, выкрикивая отдельные слова и бессвязные фразы, не успевая языком за мыслями. Наконец до меня дошло, что Майк надо мной смеется. Я не понял, что здесь смешного, огрызнулся. Он тоже начал злиться:

— Я-то знаю, чтó изобрел. Не такой я дурак, как вы, по-видимому, думаете. Вот, полюбуйтесь. — Он снова подошел к радиоле. — Выключите свет.

Я послушался и опять увидел себя в баре «Мотор». На сей раз, однако, чувствовал я себя гораздо лучше и увереннее.

— Теперь смотрите!

Бар медленно выплыл из кадра. Перед нами улица, минуем два квартала — вот и здание мэрии. Вверх по ступенькам в зал заседаний. Зал пуст, потом начинается очередное заседание, потом депутаты уходят на перерыв, и опять в зале ни души. Не кино, не слайд, а срез самой настоящей жизни размером около двенадцати квадратных футов. Если приблизить изображение, то поле зрения сужалось, если отдалить, глубинный план был виден столь же четко, как и передний. Изображение или, если хотите, образы людей и предметов были не менее реальны, не менее жизненны, чем если бы вы смотрели на них в распахнутое окно. Все было реально, объемно, ограничено в пространстве лишь задником интерьера либо горизонтом при «натурных» съемках. Вращая рычажки и регуляторы настройки, Майк что-то объяснял, но я был настолько увлечен зрелищем, что не прислушивался.

Я с криком ухватился за стул и зажмурил глаза — ты бы тоже так поступил, если бы глянул вниз и вдруг увидел, что от стремительно приближающейся поверхности земли тебя не отделяет ничто, кроме дыма и облаков. Лишь в самом конце своего длительного пике я рискнул приоткрыть глаза и вновь увидал перед собой улицу.

— Можно вверх в любую точку атмосферы вплоть до слоя Хевисайда, можно вниз в глубь любой шахты, в любое место, в любое время, — донесся до меня голос Майка. Изображение потускнело, расплылось, и вместо улицы возникла долина, поросшая редким сосняком. — Отыскать захороненный клад? Запросто. И выкопать его. Только чем?

Деревья исчезли, он захлопнул крышку радиолы и сел на стул. Я включил свет.

— Как сколотить состояние, если нет начального капитала?

Я промолчал.

— Я дал в газету объявление с предложением отыскивать утерянные вещи. Первым моим клиентом оказался полицейский, который потребовал у меня лицензию на право заниматься частным сыском. Я понаблюдал всех крупных биржевых воротил страны, нагляделся, как они в своих конторах продают и покупают акции и планируют очередные биржевые операции. Что, по-вашему, будет, если я попытаюсь продать информацию о состоянии рынка? Я своими глазами видел, как на бирже искусственно взвинчивают и сбивают курс акций, а мне с трудом удавалось наскрести денег на газетенку, которая меня обо всем этом потом осведомляла. Я следил, как перуанские индейцы закапывают в землю сокровища — выкуп за плененного вождя. Но у меня нет денег на билет до Перу и не на что купить снаряжение, чтобы выкопать этот клад.

Он встал и принес еще две бутылки пива. К этому времени в голове у меня забродили кое-какие идейки.