Судьбы моды

Алеша учился в Вологде, в городской школе. Часто ходил он мальчиком в церковь — ему нравилось церковное пение. Одно время даже пел в хоре. Но в один прекрасный день в школе во время урока Закона Божьего батюшка сказал: «Птицы небесные не сеют и не жнут, а Отец наш небесный их питает». Алеша ему в ответ: «Хороша пища — г… клюют!»

Его выгнали из школы, и этим закончилось его образование. Уже много позже в Москве он сам очень много читал, интересовался политикой. Пока же — в 1880–1890-х в Вологде — он шалопайничал, а повзрослев, стал участвовать в любительских спектаклях: он с молодости был очень красив.

Там его и заметили студенты из Московской драматической школы. «Милый, — говорили студенты, — что ж ты тут делаешь? Тебе надо бы в Москву поехать». «Да у меня денег нет, я же тут ничего не зарабатываю, — говорил им, окая, Бондырев. — Отец мой бедно живет». Так эти студенты собрали для него денег на дорогу и отправили его в Москву. А там уже он потом сам устраивался.

Приехав в Москву, Алексей Бондырев поступил учиться на курсы драмы Александра Ивановича Адашева на Тверской-Ямской. В школе актера Адашева соученицей Бондырева была Серафима Бирман. В воспоминаниях известной драматической актрисы Серафимы Бирман «Судьбой дарованные встречи», в частности, написано: За «нравоучение» полагалось платить сто пятьдесят рублей в год золотом! Нашими учителями и наставниками были Качалов, Леонидов, Лужений, Литовцева, Александров, Сулержицкий.

Сценическую речь преподавал Массалитинов. Движение — Мордкин. Лекции по эстетике читал С. С. Голоушев, более известный под псевдонимом Сергей Глаголь».

В 1909 году в школу к А. И. Адашеву поступил новый ученик — Евгений Вахтангов. В том же году Алексея Бондырева зачислили в Художественный театр.

В письме А. М. Леонидова к В. И. Немировичу-Данченко от 22 января 1909 года мы читаем: «Кроме того, В. В. Лужский просил меня передать в Правление, что сотрудник Бондырев очень и очень нуждается».

О школе Адашева вспоминает С. С. Бондырева: «В первый же год поставили там какой-то маленький драматический спектакль. Алеша еще от своего оканья не отделался и не мог играть никого грамотного, уж очень волжское «о» было слышно. На эти спектакли много народу приходило смотреть — и из оперы, и от Станиславского, и знать приходила смотреть. Однажды мой муж спел «Спите, орлы боевые», и как спел! И вот за голос Смирнов пригласил его в оперу. Смирнов стал его бесплатно учить. Мой муж пробыл там не так долго. Все было хорошо, но только Смирнов не позволял ему водочку пить, как он любил. Он ушел в Художественный театр».

«Вначале, — рассказывает дальше С. С. Бондырева, — мой муж не имел в Художественном театре никакого ходу. Ему давали играть только маленькие проходные роли, и все. Мы жили очень скромно в Москве, как живут студенты. Станиславский платил приличное жалованье регулярно, и даже летом мы могли на него куда-нибудь уехать. Чтобы прокормиться, мой муж устроился петь солистом в храм Христа Спасителя в Москве у Пречистенских ворот. Голос у него был чудный, такие голоса редко попадаются.

Я часто ездила с Алешей в Художественный театр. В связи с этим забавный эпизод. Приходит однажды кухарка Станиславского в театр на спектакль. Заходит она в зал и стоит в проходе. К ней обращаются: «Что ж вы не садитесь?» А она в ответ: «Да ничего, я уж постою». Ей: «Нельзя стоять, вы тут другим загораживаете. Сесть надо». А кухарка отвечает: «Я записку имею от самого барина Алексеева. Я с запиской — меня и пропущают. Где хочу — там и стою».

Театр Художественный был особенным: и как электричество в нем тушили, и гардероб — все было не так, как в других театрах».

Из всех постановок, которые больше всего потрясли С. С. Бондыреву в те годы в Художественном театре, была пьеса «У врат царства» К. Гамсуна с Качаловым в главной роли и, конечно, «Синяя птица» Метерлинка.

«Постановка Немировича-Данченко — это было что-то волшебное. Меня не удивляет, что «Синяя птица» и сейчас идет в Художественном, она и должна идти. Мне уже сто лет, а я до сих пор помню декорации Егорова и эту сцену в Камергерском переулке. Я видела эту постановку с Алисой Коонен (Митиль) и Никитой Балиевым (Хлеб). Это была совершенная сказка.

«Месяц в деревне» тоже произвел большое впечатление. В нем играли К. С. Станиславский, О. Л. Книппер, Л. М. Коренева.

И, конечно, я помню чеховские спектакли: ««Три сестры» (мой муж играл там маленькую роль дворника), «Вишневый сад», где мой муж играл прохожего пьяницу, выпросившего золотой у Раневской (Ольги Книппер), и «Дядю Ваню». А вот «Чайку» я никогда не видела.

В спектакле «Царь Феодор» мой муж пел. Конечно, пение было не его делом, но у него был чудный голос, изумительный голос».

Сама С. С. Бондырева в театре играла лишь один раз — в 1911 году («но с позором большим»). Было это в Новгород-Северском, летом, во время каникул.