Судьбы местного значения (СИ)

Полицаев перехватили тихо. Они и пикнуть не успели, как их взяли в ножи. Почти синхронно Семен с сержантом вогнали полицаям клинки. Секунды судорог и тела опущены на землю. Семен вытер клинок об рубаху убитого и посмотрел на сержанта, а тот на Семена.

— Ну, здравствуй, Михалыч! — радостно прошептал сержант.

— Здорово, Савельич!

Крепко обнялись. Сержант отстранился, посмотрел на Семена, на его петлицы.

— Так простым и ходишь, Ваня?

— Так и хожу, Миша.

— Сноровки вижу не потерял.

— А то! Это ты через бурелом лез?

— Я, — отвечает сержант, и его взгляд скользит за спину Семена, и тот оборачивается. Девушка сидит, зажав руками рот, в глазах ужас плещется — родных убили, саму чуть не изнасиловали, на глазах двух человек зарезали походя…

Семен подошел к девчонке. Да, это еще девочка. Лет четырнадцать-пятнадцать. На Машутку похожа чем-то…

— Свои мы, дочка, — зашептал Семен, присаживаясь рядом, — свои. Ты не кричи только.

— Я… — всхлипнула девочка, — они… маму и папу убили. Тетю и сына её тоже… а меня… меня…

— Все-все, не плачь, ничего они больше не сделают. Тебя как зовут?

— Ан… Ан…

— Анна?

— Н-н-нет, Ан…

— Антонина? — догадался сержант.

Девочка, всхлипнув, кивнула.

— Слушай внимательно, Тоня, — сказал Семен, — ты сейчас успокоишься и расскажешь нам — сколько их и почему они с вами так.

В последующие пять минут Семен и сержант слушали сбивчивый рассказ девочки, не забывая посматривать за обстановкой на хуторе. Остальные полицаи пока не появлялись.

Из рассказа стало известно — на хуторе жили две семьи. У соседей, дядя Матвей, красный командир, в финскую погиб. А у них два брата в Красной армии. Полицаи об этом знали, вот и приехали мстить. Явилось шестеро. Всеми заправлял Першин. Это он в родителей стрелял. В доме сейчас самогон пьет. Что с тетей и бабушкой Дусей, она не знает.

Сержант и Семен переглянулись.

— У тебя родственники еще есть?

— Тетя в соседней деревне живет.

— Хорошо, ты, вот что, дочка, ты тут посиди. Ладно? И не бойся, мы управимся быстро.

К дому они подкрались вдоль сараев. Из хлева протяжно мычала корова. От другого отвечала еще одна. Или не доены, или есть хотят. Страдает, скотинка. Между сараями и хлевом наткнулись на два трупа. Пожилых женщин просто прирезали…

Тут они разделились — сержант остался контролировать двор, а Семен обошел снаружи и затаился у туалета. Это место из домов не просматривалось. Но к крыльцу придется мимо окон идти.

Вдруг дверь распахнулась, и с крыльца скатился мужик, которого Семен видел накануне. Теперь он был в одной рубахе и штанах, которые на ходу расстегивал, семеня к туалету. Семен приник к стене сарая. Полицай схватился за веревочную петлю, служившую ручкой, но распахнуть створку не успел. Семен пережал рот, подбил ему ноги и упер клинок в шею.

— Тихо! — шепнул в ухо.

Послышались характерные звуки и гадостно запахло.

— Обделался, сука? — прошептал Семен, чуть отстраняясь, но усиливая нажим острия в шею.

— М-м-м…

— Не дергайся! Остальные в доме? Вместе сидят?

Полицай замычал, интенсивно кивая.

— Очень хорошо!

Клинок вошел в шею. Тело дернулось. Еще один звук из штанов…

— Погань! — сплюнул Семен, обтирая нож об рубаху. — Жил как дерьмо, в дерьме и сдох.

Он маякнул сержанту. Пока тот пробирался к туалету, подкрался к дому и осторожно заглянул в окно. Точно — за столом сидит троица. Пьют, закусывают. Удивительная беспечность. Считают — они в немецком тылу, так управы нет?

Появился сержант, покосился на труп, поморщился.

— Все в доме, — сообщил ему Семен.

Прижимаясь к стене, прокрались до крыльца. У двери замерли. Сержант кивнул, и Семен взялся за ручку, быстро распахнул дверь и, пригнувшись, проскользнул в темные сени — тут никого.

На двери в горницу петли накладные, значит, она открывается в сени. У двери прислушались. Полицаи о чем-то спорят. Переглянулись, кивнули. Распахнули дверь и ворвались.

Стол стоял в «красном» углу, полицаи за ним изумленно уставились на вошедших. Два стакана с мутным самогоном и кружка у правого замерли на полпути.

— Не двигаться!

Правый выронил кружку, потянулся к винтовке у стены. Левый тоже дернулся.

Бах! Бах!

Выстрелы «Вальтера» и нагана почти слились. Правый свалился у стены, оборвав оконную занавеску. Левый, сполз под стол. Сидевший в центре побледнел, медленно поставил стакан на стол.

— Фамилия⁈ — рявкнул сержант.

— Першин… Иван…

— Смотри-ка, как сложилось! — хмыкнул Семен, обыскивая полицая. Изъял револьвер, и винтовки убрал к двери. Еще подумал было девочку позвать. Пусть посмотрит в глаза убийце её родителей, да решил — не стоит. Через окно он увидел, что Антонина у тел родителей сидит. Плачет.

— Пытать будете? — спросил полицай.

Бледнота с него сошла. Смотрит угрюмо.

— Ты, сволочь, себя с нами не равняй! — сказал зло сержант. — Хотя просто убить тебя мало.

— На кол бы посадить, — процедил Семен. — Чтоб долго сдыхал.

Першин вновь побледнел, но быстро оправился и рванул рубаху:

— На, на, стреляй, сволочь краснопузая!

— Ишь, как запел, — усмехнулся сержант, — герой-дешевка!

— Сам к немцам пошел?

— Сам. Ненавижу вас всех.

— А причина? — спросил Семен. — Мне вот очень интересно узнать, за что?