Судьбы крутые повороты

— Что, прогнали, Миш? — подбежав к брату, спросил я, но, видя, какая горечь стояла в его глазах, не стал больше расспрашивать. Только у калитки он раскрыл запыленные серые губы.

— Папаня дома?

— Нет. Ну что, и вправду прогнали?

— Выгнали ни за что… — вздохнув, ответил Мишка. — Все баловались, а меня одного наказали.

Ожидание отца с работы было тяжелым не только для Мишки, но и для меня. Отец на моей памяти уже не раз вытаскивал из брюк ремень, чтобы наказать провинившегося. И вот теперь: за путевку заплатил профсоюз. Из всей плотницкой бригады получил ее только он один. Школа поддержала это решение. И вот тебе!

Мама и бабушка также переживали за Мишку. Толик и Петька были еще слишком малы, чтобы понять душевную тревогу и страх брата перед предстоящим разговором с отцом. Маме Мишка признался, как на духу: в замочную скважину двери их комнаты во время мертвого часа заглядывали девчонки, дежурившие по отряду, и, когда видели, что мальчишки балуются, кричали вожатым, что те не спят и нарушают режим дня. Мишка, в любой ребячьей ватаге слывший заводилой-озорником, и на этот раз не обуздал строптивость своего характера. Насыпав на ладонь зубного порошка, он как-то раз тихонько подошел к двери и, дождавшись, когда одна из дежурных заглянула в скважину, поднес к ней ладонь с зубным порошком и что есть сил дунул. Все, может быть, и обошлось бы, но жертвой Мишкиного озорства оказалась не девочка, а начальник лагеря — весьма строгая дама, которая заставляла ходить «по струнке» не только пионеров за малейшие провинности, но также вожатых и обслуживающий персонал.

— Ну и что дальше было? — спросил я, уединившись с Мишкой за плетнем огуречника.

— Что-что… — Мишка горестно вздохнул. — Смеялись над ней до отбоя. Вожатые за животики хватались.

— А ты?

— Я?.. — Мишка долго смотрел на меня печальными глазами, потом ответил: — Сначала думал: она разорвет меня на клочки. Такой злой я еще никогда ее не видел. Вечером, на линейке перед строем начальница прочитала приказ. Меня отправляли из лагеря домой.

— За что?

— За хулиганство.

Разговор с отцом у Мишки был тяжелым. Как на грех, к нему на стройку в тот день нагрянул председатель райисполкома Холодилин. Застав плотников за перекуром, он учинил разнос отцу, обозвав их лодырями, разгильдяями и пьяницами. А теперь преподнес «подарочек» еще и Мишка. Хорошо, что отец не знал, что начальником лагеря оказалась, как на грех, жена Холодилина, инспектор райзо. Дело могло бы принять другой оборот.

Два раза руки отца тянулись к медной пряжке брючного ремня. И оба раза удерживала его бабушка, которая во всех случаях жизни, когда накатывалась беда, обращалась с молитвой к Господу Богу. И теперь, уединившись в горенке, на коленях она клала земные поклоны перед иконой Христа Спасителя. Я слышал шепот ее молитвы и даже успел перехватить суровый и гневный взгляд отца, который он метнул на бабушку. Но эта молитва остановила отца. Да тут еще мама вовремя протянула ему записку.

— Что это? — в сердцах спросил отец, рассеянно глядя на мятую бумажку.

— От начальницы лагеря. Пишет, что вместо Мишки можно послать Ванюшу.

Отец взял у матери листок из тетради в клетку и прочитал:

«Исключен из лагеря за хулиганство. Можете прислать взамен младшего сына».

Загогулины подписи были неразборчивы, а фамилию начальницы отец к счастью не спросил.

Сборы мои были недолгими. Все, с чем вернулся из лагеря Мишка, стало теперь моим добром. В заляпанный потускневшими чернильными пятнами холщовый мешочек, когда-то служивший школьной сумкой, бабушка положила мне в дорогу краюшку ржаного хлеба, бутылку молока, пяток круто сваренных яиц и пучок зеленого лука.

Двойственное чувство томило мою душу. Робкая тайная радость, что я еду в пионерский лагерь, смешивалась с горечью сочувствия к Мишке, которому так не повезло. Вначале я думал, что в душе его затаится обида, но понял, что неправ, как только в сенях брат подошел ко мне и тихо, так, чтоб не слышала бабушка, сказал:

— Только ты не балуйся… А то и тебя в два счета. Она теперь на нас зуб имеет.

Я заверил Мишку, что все будет в порядке.

Уходя на работу, отец строго-настрого наказал:

— Смотри, Ванец, если и ты выкинешь какой-нибудь фортель — плохо тебе будет.

Бабушка не дала мне и рта открыть в свое оправдание.

— Ванюшка-то уж не подведет, поди отличник. Зря что ли две грамоты висят в киотках. Их кому попало не дают.

Заверения бабушки, казалось, успокоили отца, он положил свою широкую тугую ладонь мне на плечо и, присев на табуретку, ласково посмотрел в глаза.

— Будете купаться, далеко не заплывай, слушайся старших. На тебя я надеюсь. — Переведя взгляд на Мишку, посуровел. — А ты проводи его. У переезда посадишь на попутную машину или подводу. Сейчас всю неделю кундранские мужики возят кирпич для школы. А это — по пути. Посадят. Если не возьмут задарма, дай рубль.