Читаем Судьбы хуже смерти (Биографический коллаж) полностью

(Думал, эту главу напишу легко, просто переделаю эссе "Национальный парк небоскребов", в свое время напечатанное в "Архитектурном дайджесте". Но оказалось, эссе написано так плохо, что не возьму в толк, как его опубликовали. Видимо, меня преследовала неискоренимая фантазия, что все станет хорошо, если я прибьюсь к какому-нибудь Народному обществу, вот я и наворочал всякой ерунды. Народное общество - ну просто моя чаша Грааля, и, здравому смыслу вопреки, я никак не покончу с мечтами, что где-нибудь оно для меня отыщется. То, что вы читаете, - подборка из "Национального парка небоскребов", этакое филе кусочками, причем кавычек я нигде не ставил, пусть потом разбираются в получившейся путанице. Хотя кому какое до этого дело?)

На Манхэттене я большей частью проводил время напротив желтого здания, где многие годы жил Э.Б. Уайт.[25] Он со своей женой Кэтрин, воплощавшие (сразу чувствовалось) все самое прекрасное, благородное и чарующее, что отличает Манхэттен, за несколько лет до того, как я там поселился, перебрались в штат Мэн. (В штат Мэн! Быть не может! Нашли себе местечко, нечего сказать. Штат Мэн!)

Чтобы открыть мне, чем так пленяет Манхэттен, понадобился иностранец, который говорит на языке, мне совсем не знакомом. Этот человек замечательный турецкий писатель Яшар Кемаль (выглядит он как Эрнест Хемингуэй, не мучимый никакими тревогами, хотя Кемаля много раз сажали в тюрьму, он был узником совести). В Нью-Йорке он тогда очутился впервые, и мы с ним побродили по Бродвею от шестидесятых улиц вверх, сворачивая то к Ист-Сайду, то к Вест-Сайду. Я ему показал очень своеобразный дом, где жила Эдна Сент-Винсент Миллей.[26] Показал Вашингтон-сквер, талдыча: "Генри Джеймс! Генри Джеймс!"[27] (А до этого талдычил: "Эдна Сент-Винсент Миллей! Эдна Сент-Винсент Миллей!" Собственные имена переводчика не требуют, хотя сомневаюсь, что Яшар Кемаль когда-нибудь слышал про этих писателей.)

Не знаю, что при этом думал мой турок. Но по возвращении домой (где его вскоре опять - в какой уж раз - посадят) он прислал мне письмо, переложенное на английский его женой-переводчицей. И там было сказано следующее: "Я вдруг все понял! Нью-Йорк принадлежал мне, как всем остальным, пока я в нем находился!" Вот вам суть того Манхэттена, по которому я его водил. "Национального парка небоскребов", как я назвал эту часть города в своем эссе.

Есть люди, изо всех сил старающиеся доказать, что владеют частью Национального парка небоскребов, и для этого они присваивают свои имена зданиям и прочему, однако с тем же успехом они могли бы присвоить свои имена, допустим, Большому каньону или знаменитому гейзеру в Национальном парке Йеллоустоун (достаточно высыпать туда пачку стирального порошка и забурлит вам на диво). Манхэттен - это геологический феномен. На небольшом острове сплошь из камня сосредоточена громадная доля мирового богатства. Поэтому там наросло столько кристаллов, что, когда смотришь с самолета, остров похож на ежа из кварца.

Если мне когда-нибудь суждено найти для себя Народное общество (а времени осталось в обрез), оно будет расположено на Манхэттене. Составляющие подобное общество, учил нас доктор Редфилд, должны чувствовать, что этот клочок земли дал им жизнь, и всегда это была их земля, и всегда таковой пребудет. Я ведь уже говорил, в Национальном парке небоскребов частных владений существовать не может.

Выступая перед разными аудиториями, я повторяю, что доктор Редфилд, описавший Народное общество, заслуживает, чтобы его имя называли рядом с именами тех, кто установил, какие витамины и минеральные вещества особенно важны для нашего здоровья и благоденствия. Матросы на английских судах часто испытывали состояние подавленности из-за того, что недополучали витамин С. Потом они додумались жевать лимоны, и все стало хорошо. (Поэтому англичан и прозвали лимонниками. Над их матросами смеялись, видя, как они жуют лимоны с коркой.) Я много раз утверждал, что нас снедает тоска из-за отсутствия Народного общества. Только вот витамины, минеральные вещества - это нечто реальное, а Народные общества, если они еще где-то сохранились, - для людей, страдающих теми же болями, что и я, верней всего просто терапия наподобие шаманских заговоров или вроде овощной диеты, изобретенной Лидией Э.Пинкхем, чтобы облегчить женские горести.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии