Читаем Судьбы хуже смерти (Биографический коллаж) полностью

Если бы мне пришло в голову написать роман или пьесу о Максинкуки, получилась бы чеховская вещь, потому что там бы рассказывалось про нескольких подростков, получивших в наследство коттеджик, любимый ими с детства, и пытавшихся мирно в нем ужиться, а потом дети этих подростков вырастают, разбредаются по миру, навсегда покидая родные берега, ну, и так далее. Наш коттедж, которым совместно - и не без склок - владели отец с братом и сестрой, под конец второй мировой войны был продан какому-то незнакомому человеку. Купивший отсрочил на неделю свой переезд, с тем чтобы я, только что демобилизованный и женившийся, мог провести там медовые денечки. Покупатель оказался концертмейстером симфонического оркестра Индианаполиса, значит, должен был быть романтиком. А моя невеста, чье девичье имя Джейн Кокс - она из английской семьи, - призналась, что один ее родственник все возмущался: "Неужели ты вправду намерена связать жизнь с этой немчурой?"

Теперь Джейн на небесах, как и моя сестра. В наш медовый месяц она заставила меня прочесть "Братьев Карамазовых". Считала, что это самый великий роман на свете. Очень подходящее чтение, когда в последний раз проводишь несколько дней там, где так долго жила твоя семья, поскольку рассказано в книге про то, что творится в душах людских, а дома и прочая недвижимость не имеют в этом романе ни малейшего значения.

Погода стояла холодная, но солнечная. Кончалась осень.

Мы плавали по озеру в старой, протекающей лодке, которую всю жизнь я называл "Бераликур" - имя, состоящее из трех наших имен: Бернард, Алиса, Курт. Правда, мы решили, что не надо писать краской название на борту, это уж было бы слишком. Все жившие на Максинкуки, кто хоть когда-нибудь что-нибудь собой представлял, и так знали, что лодка называется "Бераликур".

- Когда мне было одиннадцать, я переплывал это озеро, - сообщил я Джейн.

- Да, ты уже рассказывал. А я добавил:

- Наверное, думаешь - быть такого не может. Мне самому не верится, что переплывал, так что я тебя понимаю. Спроси брата или сестру.

Кстати, Джейн тоже была писательница, и прошлой осенью, ровно через сорок два года после нашей свадьбы, посмертно вышла ее книга "Бескрылые ангелы", где рассказывается, как мы растили всех наших детей на мысе Код.

В медовый месяц она расспрашивала, сильно ли меня притягивала в детстве Калверская военная Академия, хотя я про нее ни разу не упомянул. Ведь Академия располагалась на северном берегу озера, и главным образом благодаря ей, существовал целый городок, называвшийся Аннаполис[10], у них там был конный эскадрон, целая флотилия парусных яхт, а время от времени устраивались шумные парады и прочее. Каждый вечер на закате палили из пушки.

- Я про нее вспоминал, только когда пушка стреляла, - сказал я, - и все молил небо, чтобы ни за что там не оказаться. Мне не хотелось, чтобы на меня орали, да и военная форма мне никогда не нравилась.

Мы видели в наш медовый месяц гагару, плывшую по озеру Максинкуки, и ее леденящие душу пронзительные, клокочущие рулады казались воплем сумасшедшего.

Лишь теперь понимаю, что надо было завопить в ответ: "Ага! Эйтомайя!"

Двадцать лет я жил на мысе Код, так что в памяти моих детей должно было остаться все, что навевает, все, чему учит залив у Барнстейбла, и болота, куда в прибой докатывает соленая вода, и очень глубокий пруд всего в двухстах ярдах от нашего дома, - он остался от ледникового периода и называется Коггинс-понд.

Моим детям, которые теперь уже на середине жизненного пути и сами обзавелись детьми, не потребовалось усилий, чтобы уразуметь: тот залив, и болота, и пруд теперь навеки с ними, словно их душа. Дом в Барнстейбле, где они росли, по-прежнему принадлежит нашей семье. Они им теперь владеют совместно. Дом им оставила их мать, а также доходы от продажи ее книги, если таковые будут, - так сказано в ее нехитром завещании. Одна из дочерей, художница, живет в этом доме круглый год с мужем и сыном. Другие наследники туда периодически наведываются, сопровождаемые родичами и отпрысками, особенно часто в славные летние дни.

Дети этих наследников тоже учатся находить до наступления темноты дорогу домой, петляющую вдоль залива, болот и пруда, иной раз среди плывунов. И сколько их, этих детей! Кровь в них течет разная, хотя язык один, и уж конечно, украсили они этот язык несколькими словами, которых не найти ни в одном лексиконе, потому что слова придуманы ими самими.

А вот чуть ли не самое последнее слово в "Братьях Карамазовых": ура!"

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии