Судьбы и фурии

Лотто тогда устроил небольшое рандеву с девчонкой, которая сидела за соседним с ними столиком за ужином. Его изящество и обходительность так напомнили Салли юную Антуанетту, что у нее буквально перехватило дыхание. Как будто Антуанетта воплотилась в своем сыне в новом, улучшенном виде. Салли ждала его до полуночи, стоя у окна, обсыпанного бриллиантовым мерцанием, в конце коридора, где располагались их комнаты. Снег все падал и падал, засыпая двор у нее за спиной.

[…по полям мы мчимся…]

А на другом конце коридора три горничные с тележками хихикали и без конца шикали друг на друга.

Наконец дверь в комнату ее мальчика открылась, и он показался, совсем голый, если не считать плавок. У него была красивая спина, такая же, как у Антуанетты, когда та еще была стройной. Вокруг его шеи было обернуто полотенце – он собирался в бассейн. Совершенный им только что грех был настолько очевидным и мучительным, что Салли вспыхнула при мысли о возможных царапинах на ягодицах той девчонки или о том, какими покрасневшими и натертыми будут колени Лотто наутро. «И откуда в нем взялась эта уверенность», – думала она, глядя на его фигуру, уменьшающуюся по мере того, как он приближался к горничным.

Лотто сказал им что-то, и они прыснули, одна шлепнула его тряпкой, а вторая послала сердечно-шоколадную улыбку.

[…смеемся без конца, ха-ха-ха!]

Он явно их зацепил. До Салли долетел его смех. И тут она вдруг подумала, что ее Лотто становится обычным. Банальным. Если он не будет осторожен, какая-нибудь девица точно окрутит его и женит на себе. Лотто угодит в ловушку высокооплачиваемой, но грязной работенки, семьи и рождественских открыток. У него появится пляжный домик, лишний вес, внуки, слишком много денег, чтобы хоть как-то их тратить, а затем скука и, наконец, смерть. В старости он станет честным и консервативным, забудет о своем привилегированном положении.

Когда Салли нарыдалась всласть от этих мыслей, обнаружила вдруг, что все так же стоит в одиночестве у дышащего холодом окна, сквозняки по бокам от нее завывают все громче и громче, а затем внезапно… затихают.

[Песня бубенцов нам поднимает дух, целый день поем эту песню вслух!]

И вот, к счастью, в его жизни появилась Матильда! Она, хоть и показалась Салли сначала той самой милой девицей, которой она так опасалась, на деле оказалась совсем другой. В ней был стержень, который мог бы спасти Лотто от его лени.

Но вот прошло уже много лет, а он так и не выбрался из обыденной жизни.

Рождественский хорал застрял у Салли в горле.

На улице какой-то прохожий со всей возможной поспешностью шел по заледеневшей дорожке. Подняв голову, он увидел компанию людей, поющих хоралы и купающихся в белоснежном свете дерева. Его сердце дрогнуло. Теперь эта сцена с ним навсегда. Она все еще маячила перед ним, когда он пришел домой к спящим в своих кроватях детям и жене, когда пытался собрать трехколесный велосипед без отвертки, за которой и бегал к соседям. После она напоминала о себе снова и снова – когда его дети развернули свои подарки, а потом вдруг стали слишком взрослыми и бросили все эти игрушки в обрывках бумаги, а потом бросили и их дом, и избрали свою жизнь, оставив его с женой наедине друг с другом и с дикой тоской. Как же быстро все это случилось! Но все эти годы люди, поющие хоралы в мягком свете огней, хранились в его памяти как драгоценное напоминание о том, как должно выглядеть счастье.

ВРЕМЯ БЛИЗИЛОСЬ К ПОЛУНОЧИ, а Рейчел все еще разглядывала потолок. Надо было обладать смелостью Матильды, чтобы вот так его разукрасить! Их тела переливались в ярком свете, похожие как две капли воды. Элегантное золотое сияние отражалось от темных стен, здорово преображая комнату. Последний день года выдался неприветливым и мрачным, но сейчас ей казалось, будто чья-то огромная рука открыла потолок, точно крышку на банке с сардинами, и все они очутились под ярким августовским солнцем. Трудно поверить, что это – то самое место, в котором она появилась почти семь лет назад, когда приехала на новоселье. Ей вспомнилась пустая квартира, заполненная гремучей смесью беснующихся тел, пивной вонью и жарой, пронизанная лучами раннего летнего солнца, льющегося в звенящий сад. Теперь повсюду висели украшения в виде сосулек, мерцающие в свете уличных фонарей, Будда утопал в орхидеях, по углам пышно разрастались монетные деревья, повсюду стояли кресла в стиле Людовика XIV. Теперь эта квартира была даже слишком красивой и слишком обставленной и буквально дышала элегантностью.

«Вот она какая, золотая клетка», – подумала Рейчел.