Судьбу не изменить, или Дамы выбирают кавалеров

– Ты не мог не бить его… в голову-то? – недовольно спросила Марина, глядя на мужа.

– Ага, надо было выбрать место, пока он тебя душил, – огрызнулся Хохол, – пусть спасибо скажет, что не сломал ничего.

– Скажет, если очнется.

– Куда он денется? – не совсем уверенно сказал Женька и посмотрел на неподвижно лежащее тело Вовы со скрученными скотчем руками и ногами.

– Ты бы хоть иногда силу свою рассчитывал, а? Ведь знаешь же…

– Ну, прости, родная, в следующий раз, когда тебя за горло будут держать, я сперва прикину, не сильно ли наврежу чужому здоровью! – чуть повысив голос, отозвался он и, взяв из ее рук стакан, шагнул к кулеру.

Наполнив емкость, он присел на корточки рядом с Вовой и принялся лить холодную воду ему на лицо и шею. Потребовалось еще три стакана и энергичные оплеухи, пока Вова наконец открыл мутные глаза и застонал:

– Кто… кто вы?

– Это не важно, – радостно отозвался Хохол и сделал жест в сторону Марины – мол, смотри, все нормально, клиент дышит и разговаривает.

Она встала с дивана и подошла к Вове, постояла пару минут, разглядывая его:

– Ну что, прыткий? Еще хочешь?

Вова мотнул головой и снова застонал – видимо, резкое движение причинило боль и дискомфорт. Удар у Хохла был сильный, и в том, что у Вовы как минимум сильное сотрясение мозга, Марина не сомневалась.

– Ну а раз не хочешь, давай говорить без эмоций. Кто дал тебе то, что ты насыпал в чашку?

Вова долго молчал, закрыв глаза, и Марина хорошо понимала причину затянувшейся паузы. Любое слово сейчас могло повредить Вове – равно как и молчание. Тяжелый выбор…

– Ты не тяни время, парень, так будет лучше, – посоветовала она, – все равно рано или поздно я из тебя вытяну все, что мне нужно, и даже, возможно, чуть больше, как ты понимаешь, – Марина кивнула в сторону Хохла, сидевшего на стуле, как на коне, и облокотившегося на спинку. – Так что давай не будем доводить вот этого человека до противоправных действий – поверь, он их совершает с удовольствием и легко.

Хохол демонстративно сжал изуродованные кулаки, и Вова вздрогнул.

– Я повторяю свой вопрос – кто дал тебе то, что ты насыпал в кофе?

– Му… мужик один… здоровый такой, и лицо как у олигофрена… – пробормотал Вова и вдруг заплакал: – Что теперь со мной будет?

– А выбирай, – невозмутимо разрешила Марина, – если хочешь, мы тебя ментам сдадим, пальчики-то твои на чашке имеются. Отсидишь за покушение на убийство. Или… – Она наклонилась к самому лицу Сурикова и прошептала: – Или я невзначай проговорюсь, откуда у меня информация, тому самому мужику с лицом олигофрена, потому что знаю, кто это, понял?

Вова в ужасе задергался на полу, как червяк, и замотал головой:

– Не надо… не надо, пожалуйста… он сказал… сказал, что маму…

Коваль разогнулась и сказала:

– Про маму вспомнил? Молодец какой. А когда отраву сыпал – не думал о маме, нет? Идиот. Много денег-то хоть заплатили?

– Много… – облизывая губы, прошептал Вова.

– Все не нажретесь никак, – брезгливо сказал Леон, – все вам мало. У тебя зарплата такая, как твои соседи всем этажом зарабатывают, а тебе еще и не хватало?

Вова молча плакал, даже не стесняясь своих слез. Он действительно хорошо зарабатывал у Воронцова и до того самого дня, как в баре вечером к нему подсел этот злосчастный мужик, был всем доволен. Но незнакомец как-то очень быстро убедил его в том, что для специалиста уровня Вовы это не деньги, а слезы. И что его не ценят, не принимают во внимание заслуги, словом, он, Вова Суриков, всего лишь пешка – ничем не примечательная и не значимая. Вова к тому моменту был уже прилично пьян, и подогретый алкоголем разум его оставил. Наклонившись к незнакомцу, Вова выложил все, что знал о своем хозяине, много лишнего сказал, как понял утром, протрезвившись. Мужик же внимательно слушал, не перебивал, только кивал головой и подливал в Вовину рюмку водку из большой бутылки, заказанной как-то незаметно для Сурикова. Они обменялись телефонами, и через три дня новый знакомый по имени Саня позвонил и предложил деньги – большую сумму – за небольшое одолжение.

«Твой патрон сделал много зла моему другу, – рассказал Саня, – и друг не выдержал, с собой покончил. Я не хочу ничьей смерти – мне надо просто напугать. Если вот это насыпать в кофе, он уснет и проспит больше суток, а потом не будет ничего помнить. А ты положишь ему вот этот конверт, – и Саня протянул небольшой пузырек с каким-то порошком и белый конверт без надписей, – чтобы, проснувшись, он прочитал и понял…»

Вова согласился – очень уж значительной оказалась сумма вознаграждения…

Все это он, захлебываясь слезами, рассказал сидящим в его кабинете людям.

Марина выслушала молча, не перебивая. Она прекрасно поняла, о ком говорит Суриков, – не узнать по красочному описанию Сашку Бармалея было невозможно.

– А где конверт? – вдруг спросил Леон, и Марина с уважением глянула на телохранителя – от нее этот момент ускользнул.

– Я его сжег… – прошептал Вова, слизывая слезы с губ, – сжег сразу, как только… ну, когда Мария Андреевна чашку разбила…