Судьбе вопреки

Расстояние до двери преодолела за четверть секунды. Ползучее Великородие даже не дернулось, а дверь оказалась запертой. Дернула ручку, затем дернула еще раз и еще.

— Результат не изменится, Флер, — он медленно поднялся и бесшумно подошел ко мне.

Не поворачивалась.

— Нам пора поговорить.

Ну все. Телепатец! Окон нет. Не выпрыгнуть, не сбежать, не вырваться!

Приложила ладони к двери и уткнулась в нее лбом, словно преграда от этого исчезнет. Не исчезала… А я, должно быть, сейчас очень на бодана походила, который бьется рогами в запертые двери, хоть результат не меняется. Взяла себя в руки.

— О чем желаете побеседовать, фетрой Хартман? — проговорила моя спина, которую испепеляли очень тяжелым взглядом.

— О нас. Единственное, о чем я уже давно пытаюсь с тобой поговорить — это мы.

— Мы? — жестко усмехнулась и развернулась в запале гнева. Впрочем, уткнувшись носом в грудь фетроя, упакованную в изящный костюм-тройку угольно-черного цвета, растеряла половину пыла. — Стоило тебе получить с моего планшета неудобное сообщение, и сразу никаких «мы». Не придумал ничего лучше, чем прислать ко мне свою беременную невесту? Которая, кстати, сообщила, что в моих услугах ты… в смысле, фетрои, больше не нуждаются и после этого у тебя хватает наглости приходить сюда и мыкать? Да если…

— Замолчи.

— Не смей мне рот затыкать! Хоть ты и фетрой, но…

— Закрой рот, Флер. Пожалуйста.

— Правда не нравится? Ты ведь поговорить хотел, ну так…

— Замолчи. Приказ великородного!

О, я кучу еще всего хотела сказать этому аркху плешивому, этому пустынному мертвоеду недоделанному, о том, что думаю по поводу его «ты моя, хочу от тебя ребенка, ой, Зейда беременна, я не знаю, как так вышло!». Вот только в гримерке повисла тишина, а Харви расслабленно улыбнулся и выдохнул, за что получил кулаком в грудь. Но мою руку быстро перехватили и обезоружили поцелуем. После этого кулак как-то сам собой разжался и больше не поднимался. Нежность любую агрессию лишит зубов…

Что там говорил Оуэн? Поговорить? Выслушать? Ладно.

— Во-первых, Зейда беременна. Но не от меня.

Усмехнулась и закатила глаза. Ну, конечно. Было бы удивительно услышать душещипательную историю о том, как он обрюхатил невесту, но не хотел, ибо шибко меня любит и вообще Харви плюс Ланни равно любовь. С ней он будет жить, а меня любить. На расстоянии или трижды в неделю.

Вот только мое лицо заключили в ладони, заставляя встретиться взглядом с обладателем пепельно-сизых глаз.

— У меня не было другой женщины с того момента, как я встретил тебя на Льдистом утесе.

Отвести взгляд больше не получалось, хотя я понимала, что скорее всего Хартман вешает мне лапшу на уши, просто потому, что нет причин у такого мужчины обратить внимание на такую как я. Ни единой, кроме моей искры. И сейчас все эти расшаркивания, скорее всего, с одной целью — убедить меня продолжить сотрудничество, чтобы мои положительные эмоции усиливали барьер и расширяли границы дистрикта. Но сердце так отчаянно желало верить ему, что едва не рвалось из груди и требовало добавки макаронных изделий.

— Не было и не будет. Поэтому Зейда не может носить моего ребенка.

Ладно, допустим, она применила свою иллюзорную искру, чтобы заставить меня видеть то, чего в действительности нет — измененное имя отца. Кто же он, в таком случае? Хотя, какая мне разница, по каким кустам шатается эта похотливая рысокоть?

— Его будешь носить ты, Флер. Тогда, когда будешь к этому готова.

Вот тут я, не имея возможности говорить, покрутила пальцем у виска. Если он полагает, что я стану инкубатором для Хартманят, то ошибается! То, что у меня плодовитая мама, с высокой степенью вероятности говорит и о моей потенциальной плодовитости. Вот только если я потружусь на благо дистрикта своей искрой, то своей… эм… другим местом я на это благо трудиться не стану.

— Я понятия не имею, что происходит в твоей голове и это сводит меня с ума! — выдержка фетроя трещала по швам. Он сделал шаг ближе, заставляя меня отступить. Дверь, коснувшаяся спины, показалась невозможно холодной, в отличие от горячей груди Великогада. Она буквально полыхала огнем, заражая жгучей лихорадкой и мое тело!

— Ты любишь его? Отвечай.

— Харви, перестань…

— Приказ великородного! Говори правду, ты любишь этого плясуна в лосинах?

Плясуна в лосинах? Серьезно? Я бы посмеялась, не хлестни по моему сознанию холодный бездушный приказ правящего, которому нельзя не подчиниться. Язык против воли выпалил ответ:

— Нет.

Если он продолжит допрос под приказами, я его возненавижу! Но, кажется, кроме этого моего «нет» его ничто другое не волновало, потому что, получив мой ответ, Харви улыбнулся и притянул меня к себе.

— Тогда остальное не имеет значения.

— Это для кого как! — попыталась отстраниться, но мне не дали.

— Тебе доставляет удовольствие убегать от меня? Нельзя же быть настолько неуверенной в себе!

Он перехватил мои руки и, прижав их к двери над моей головой, переплел наши пальцы, склоняясь к моим губам:

— Моя Флер.