Судьба запасного гвардейца

К Васькову я и обратился с просьбой рассказать, какими судьбами младенец оказался на передовой линии фронта, откуда привезли его в госпиталь. Шофер охотно откликнулся на мою просьбу, и это позволило мне записать во всех подробностях начало необычной истории, которая произошла глубокой осенью 1942 года.

А вот продолжить после этого прерванный разговор с фашистским летчиком я не смог...

Думаю, читатель поймет меня, если вместе со мной перелистает странички моего фронтового блокнота.

РАССКАЗ ШОФЕРА ВАСЬКОВА

Он попытался начать рассказ свой в несколько шутливой манере, какая, должно быть, была ему свойственна.

- Значит, хотите узнать, как попал к нам, в полк гвардейских минометов, этот гражданин грудного возраста?

Сказал и умолк. Ладонью потер горло, будто прогоняя внезапную судорогу.

- Знаете что... сперва я вам расскажу про своего начальника, это ведь мы его сейчас раненого привезли. Про инженер-капитана Юрия Петровича Гасилова. Он у нас заместитель командира по технической части, короче зампотех.

Несколько дней назад поехали мы с ним за запасными частями на фронтовую базу. Ну, получили там все, что положено, и едем обратно в свой полк. День тогда вообще был хмурый, а тут дело к вечеру, да еще грунтовую дорогу размыло - еле-еле ползет машина. А зампотех наш, он такой, осторожный...

Шофер снова, как от неожиданного удара, прервал рассказ, болезненно поморщился. Я чувствовал, что он не может, не в силах перейти к самому главному, но не торопил его.

- Мы как запасные части забрали, он мне сразу: "Теперь домой, Васек!" Всегда полк домом называет. Нам сперва чудно казалось, а потом вроде и сами привыкли. И верно, при солдатской жизни какой же еще дом искать? А он у нас примерно с полгода, наш зампотех.

И шофер стал рассказывать о том, как однажды командиру полка гвардейских минометов полковнику Колчанову доложили, что его спрашивает какой-то штатский. "Что такое? Кто пропустил его в расположение полка?" возмутился Колчанов, однако приказал привести к нему неведомого штатского. В полутемную землянку, освещенную крохотной электрической лампочкой, вошел, согнувшись чуть ли не вдвое, высоченный человек в кепке, теплой куртке, с шеей, обмотанной длинным шерстяным шарфом. "Гасилов! - закричал полковник так, что крик его услышали даже в соседних землянках. - Вы ли это? Какими судьбами вас сюда занесло?"

А Гасилов спокойно размотал шарф, снял кепку. Выпрямившись, он упирался макушкой в потолок землянки. "Узнали, Иван Афанасьевич? - спросил он. - Я к вам не случайно попал, три месяца этого добивался и добился все-таки. Узнал, наконец, где ваше хозяйство находится, вот и назначили меня к вам. В общем, вырвался, доказал, что специальность моя на фронте нужна не меньше, чем в тылу..."

Васьков рассказывал с такими подробностями, будто сам был свидетелем встречи двух друзей. Потом я понял, что, должно быть, зампотех во время какой-нибудь из поездок рассказывал ему об этой встрече.

- Он ведь у нас удивительный, наш зампотех, - продолжал Васьков. Ему двухпудовую гирю поднять, подбросить ничего не стоит. Говорит: "Легкая разминочка". И осторожный он... Да... Значит, едем мы с запасными частями. До Котлубани четыре-пять километров. Едем этой дорогой, а по обочинам разбитые вагоны лежат, с рельсов сброшенные, кругом покореженные. И тут увидели мы из окна кабины такую страшную картину, что я хотел проскочить, не оглядываясь. Но Юрий Петрович велел остановить машину.

Многое довелось нам за полтора года увидеть на фронтовых дорогах. Сожженные деревни, виселицы, разбитые эшелоны, трупы изуродованные, но это... Поверите, и рассказывать не могу, и позабыть не могу тоже. Остановил я машину. Гасилов выскочил - и к вагонам, а у меня ноги не идут. Лежат там теплушки, разбитые бомбами, прямым попаданием. Там, куда бомбы попали, кровавое месиво, а подальше - трупы. Одни только дети и женщины. Как видно, эшелон этот увозил детей в тыл.