Судьба запасного гвардейца

Павлик, не очень любивший такой тон, поколебался немного, посмотрел в одну сторону, в другую и неожиданно сказал:

- Это не я, это Джимка...

- Павлик, скажи правду: кто вынул из шкафа банку и съел почти все шарики?

- Джимка, - упрямо повторил мальчик.

- Неправда, Павлик, это сделал ты.

- Нет, Джимка!

- Ну, если так, я его накажу как следует. Пусть в другой раз не открывает без спросу шкаф и ничего оттуда не берет...

Гасилов говорил и наблюдал за мальчиком: какое впечатление произведут эти слова?

Павлик явно растерялся, лицо его сморщилось. Он и жалел собаку, и повторял упорно:

- Джимка взял... Джимка нехороший...

- Нет, Павлик, это ты нехороший, - тоскливо сказал Гасилов. - Зачем же ты желаешь зла бедному псу и для чего обманываешь папу? Ты, наверно, был голодный, искал, чего бы поесть, и достал эту банку. Так ведь?

- Так, - сказал Павка, явно пораженный.

- И Джиму ты немножко отсыпал, да?

- Отсыпал, - прошептал Павлик. - Он так смешно за ними гонялся по комнате! Это я взял... и он тоже взял.

"Все же упорствует, - подумал Гасилов. - Не хочет до конца сознаться. Что ж, все понятно. Некому его воспитывать. Я весь день на работе, а тетя Фрося - она, конечно, не воспитательница, ей лишь бы сготовить да накормить. Вон даже и одеваться ребенок сам не научился..."

Так Павлик провел целый день у отца на работе. Сослуживцы обратили внимание, что инженер Гасилов лишь наскоро перекусил в столовой и понес обед к себе в кабинет. Вообще семейная жизнь этого человека многим казалась таинственной и в чем-то, возможно, трагичной. Он никогда не говорил о себе, своих делах, но постоянно выглядел озабоченным, а иногда и удрученным.

Трудно сказать, случайно или умышленно вошел к нему на этот раз в кабинет инженер-майор Тамарин, секретарь партийного бюро.

Тамарин увидел мальчика, с аппетитом уплетавшего горячий обед.

- У вас, оказывается, посетитель, - пошутил он.

- Посетитель поневоле, товарищ инженер-майор. Познакомьтесь, пожалуйста. Мой сынишка Павлик.

Тамарин с улыбкой протянул мальчику руку. Потом, скользнув взглядом по мрачному лицу Гасилова, спросил:

- Что с тобой, Юрий Петрович? Впервые тебя таким вижу. Жена, что ли, захворала? Или неполадки семейные?

- Не надо об этом! - коротко обронил Гасилов...

Спустя немного времени Гасилова вызвали к начальнику, генералу. В кабинете генерала он увидел Тамарина и понял, ему обязан этим вызовом.

- Что у вас произошло, Юрий Петрович? - мягко спросил генерал. - Вы должны понять, не любопытство заставляет нас задавать этот вопрос. Какие обстоятельства заставили вас тащить сынишку с собой на работу?

- Товарищ генерал, это чистая случайность. Я не мог предупредить. Мальчик никогда больше тут не появится, просто сегодня так неудачно вышло...

- Юрий Петрович, друг дорогой, да мы даже рады такому гостю! Вот мне сейчас Тамарин рассказывал, что мальчик - вылитый вы, хотя и другой масти. Я с ним тоже охотно познакомлюсь, но если вам помощь нужна - скажите, не таитесь... Что у вас там такое с женой?

- Да нету у меня жены, - отчаянно сказал Гасилов. - Один остается мальчишка, вот и получилось.

- И хорошо, что получилось. По крайней мере, мы теперь будем знать, какая помощь вам необходима. А насчет жены... извините. Лично я по таким вопросам в анкету не лезу.

Вскоре после этого разговора Гасилову предложили оставить дачу в Пушкино и поселиться в Москве. Павлика определили в круглосуточный детский сад. Но до переезда Гасилова из Пушкино Тася Короткова с подругами заботились о Павлике.

Так Гасиловы стали москвичами.

МУЧИТЕЛЬНЫЙ ВОПРОС

С тех пор, как я отыскал Юрия Петровича и Павлика в Москве, жизнь их, что называется, протекала у меня на глазах.

Однажды Гасилов подробно рассказал мне о своем разговоре с сынишкой, происшедшем вскоре после того памятного дня, когда вся наша страна торжественно отметила День Победы.

Гуляя по улице с отцом, Павлик как будто даже не замечал надетых по случаю первого после окончания войны воскресного дня орденов и медалей на груди Гасилова. И вообще было похоже, что его вовсе не тянет гулять. Шагал он медленно, то и дело оглядывался, потом вовсе остановился.

- Папа, - спросил он таинственно, - а что, если мама наша уже дома?

Гасилов, постоянно готовый к этому вопросу, ответил:

- Нет, сынок, она еще не приехала.

- Почему не приехала? Войны же больше нет! - допытывался Павлик.

- Война была далеко-далеко от дома, ей нужно долго ехать, - сказал Гасилов, удрученный необходимостью постоянно обманывать малыша.

- А она уже едет к нам, наша мама? - снова спросил Павлик.

- Да... она в дороге.

Это был единственный ответ, в который сам Гасилов твердо верил. Да, она была для него еще в дороге к его дому, женщина, которую Павлик мог бы назвать матерью.

...Между тем в эти самые дни возле одной из советских пограничных станций остановился прибывший из-за рубежа поезд. Среди пассажиров поезда не было ни одного человека, знакомого Гасилову. Ничего не сказало бы ему тогда и имя Анны Тимофеевны Марсовой, капитана медицинской службы. После демобилизации она возвращалась в родную Москву.