Судьба Вайлет и Люка (ЛП)

— Плохое случается независимо от того, чем ты занимаешься. — Я снова и снова ударяю ботинком по ножке кровати, кровать врезается в стену, и моя нога начинает болеть. Блядь! — И ты знаешь, что я слишком взрослый, чтобы верить в это дерьмо, мама. Я знаю, что ты употребляешь наркотики по той же причине, что и все остальные в этом мире, чтобы сбежать от того, от чего ты бежишь. Это не какой-то врачебный рецепт, как ты меня убедила, когда мне было шесть лет.

— Но это так, милый. — Голос у нее высокий, как будто она разговаривает с ребенком. — Врачи просто еще не поняли, что мне это нужно.

Я ненавижу ее. Я ненавижу себя за то, что так ненавижу ее. Я ненавижу ненависть внутри меня и то, как я не могу контролировать себя. Я ненавижу, что каждый раз, когда я приближаюсь к кому-то хоть на отдаленное расстояние, я думаю обо всех ужасных вещах, которые она заставила меня сделать, об аде, через который она меня заставила пройти.

— Ты знаешь, что я думаю, — говорю я и прислоняясь к стене. — Я думаю, что ты употребляешь слишком много «лекарств» и теперь потеряла связь с реальностью. — Я замолкаю, гадая, как она ответит. Обычно я не так прямолинеен с ней, вместо этого избегаю ее любой ценой. Но движение назад достает меня.

— Думаешь, я сумасшедшая? — спрашивает она приглушенным голосом. Я слышу шорох на заднем плане и даже не хочу знать, что она делает. — Это то, что ты думаешь? Мой маленький мальчик думает, что его мать сошла с ума?

Я прижимаю кончики пальцев к виску, мышцы на руках напрягаются от разочарования.

— Я не знаю, что говорю.

— Ты говоришь, как все остальные, — говорит она, и что-то громко стучит на заднем плане.

— Все остальные — кто? — спрашиваю я, закатывая глаза.

— Соседи, — шепчет она и затем делает паузу. — Я думаю, что они следили за мной… И вот эта машина, припаркованная перед домом… Я думаю, что это полиция снова следит за мной.

— Полиция больше не следит за тобой — никогда не следила. Тебя всего один раз допрашивали, черт знает о чем, но ты никогда не расскажешь мне.

— Они тоже, Люки. Они снова преследуют меня.

Я качаю головой, и список "лекарств", которые она принимает, становится короче, потому что лишь немногие из них вызывают у нее паранойю.

— Никто не преследует тебя, и ты хочешь узнать, почему? Потому что никому нет дела.

— Но ты заботишься обо мне. — Паника заполняет ее тон. — Не так ли, Люки?

Я сажусь на кровать и опускаю голову на руки. Боже, как бы мне хотелось просто сказать "нет". Сказать ей, что я ее ненавижу. Избавить мою жизнь от нее. Но я, кажется, не могу заставить себя сказать это вслух, всегда связанный этим глупым маленьким ребенком, который живет внутри меня, тем, который всегда помогал ей, чувствовал, что должен, потому что никто другой этого не сделает. — Да, конечно.

— Это мой хороший мальчик, — говорит она мне, и я чувствую жжение приближающейся рвоты глубоко в горле. — Всегда заботишься обо мне. Не могу дождаться, когда ты вернешься домой. Нам будет очень весело.

Я знаю, что такое ее версия веселья-вместе убирать дом, помогать ей с любыми наркотиками, которые она принимает, сидеть с ней, слушать ее пение, быть ее лучшим другом и войти в ее безумный мир наркозависимых разглагольствований. Я не могу вернуться и жить с ней. В том доме. В моей комнате. С безумием. Она говорит мне, что я ей нужен. Потребности. Потребности. Потребности. Просто вернуться на Рождество было достаточно, и я даже не был там так долго. Если я окажусь с ней, я, вероятно, смогу найти работу и буду много тусоваться, просто чтобы не возвращаться домой, но в конце концов мне придется вернуться домой. Я никогда не хочу возвращаться. Я сбежал от всего этого дерьма, когда мне было шестнадцать, и я не могу вернуться. Мне нужно выбраться из ее хватки, чего бы это ни стоило.

— Я должен идти. — Прежде чем она успевает что-либо сказать, я вешаю трубку.

Я отбрасываю телефон на кровать и раскачиваюсь взад-вперед, сдерживая желание закричать и ударить что-нибудь. Я знаю, если бы кто-нибудь вошел и увидел меня в таком виде, они бы подумали, что я сошел с ума, но я не могу остановить волну злости и паники, когда они вот так всплывают на поверхность. Только три вещи помогают мне. Секс, алкоголь и гнев.

Я продолжаю раскачиваться и раскачиваться, но ярость внутри меня поднимается и смешивается с мерзким чувством стыда, которое я всегда ношу с собой. Я чувствую, как волна гнева нарастает и нарастает, пока она пробирается сквозь мое тело наружу. Если я не выплесну это в ближайшее время, я в итоге разрушу комнату. Наконец, я не могу больше терпеть. Я вскакиваю с кровати и снова бросаюсь к стене. На этот раз я не останавливаюсь. Я просто сгибаю руку назад и снова и снова бью кулаком по стене, жар и ярость пронизывают мое тело.