На каждом перекрестке и ответвлении от дороги я выбирал более проторенный путь. Деревни мне приходилось огибать по широкой дуге. Я был рад тому, что драконы не перебили все население острова. Тем не менее, из-за моего посеребренного вида у меня не было желания с кем-либо сталкиваться. Иногда найти дорогу мне помогала ворона, а порой она где-то летала, и я был вынужден пробираться через лесную чащу и по тропинкам, надеясь на лучшее. Я без зазрения совести воровал на отдаленных фермах, совершая набеги на огороды, курятники и коптильни. Снял с бельевой веревки простыню. В кармане у меня завалялось несколько монет, и я завязал их в рукав рубашки, сохнущей на той же веревке. Даже у убийц есть немного чести. Куры снесут еще яиц, овощи вырастут, но стащить простыню – это уже настоящее воровство. Я соорудил из простыни импровизированный плащ, который послужил некоторым убежищем от палящего солнца и жалящих насекомых. И пошел дальше.
Дни по-прежнему стояли погожие, и путешествие было мучительным. Я беспокоился о Пчелке, Шуте и остальных моих спутниках, скорбел по Ланту. Сожалел, что не видел, как Совершенный превращается в драконов. Интересно, когда они попадут домой. Я волновался, что будет, когда они доставят королеве Этте новости о гибели принца. Она поручила нам оберегать юношу, а мы не справились. Будет ли она сломлена горем, или разгневается, или и то, и другое?
Голод был постоянным. Жажда появлялась и исчезала, если попадался ручей.
Я чувствовал себя больным, слабость не проходила.
Мое тело продолжало исцеляться и тратило на это силы. Питался я нерегулярно. Обуви у меня не было. Я шел и спал под открытым небом, чего не делал много лет. Но, даже учитывая все это, вялость была непомерной. Однажды я проснулся и не захотел двигаться. Я хотел идти домой, но еще больше – просто не шевелиться. Я лежал на голой земле под деревом со склонившимися ветвями. По моей руке начали ползать муравьи. Я сел, стряхнул их и почесал шею. Укус клеща плохо заживал. Я отодрал с него корочку и почувствовал небольшое облегчение.
– Домой! – прокаркала Мотли с ветки над головой. – Домой, домой, ДОМОЙ!
– Да, – согласился я и подобрал под себя ноги. Они ныли, болел живот.
Я обдумал эту мысль. У меня когда-то были глисты. У кого из живущих по собственному разумению их не бывало? Я знал несколько лечебных средств, но сейчас они мне недоступны.
Ночной Волк прав. Мне нужно домой. Я представил, как обнимаю Пчелку. Своими посеребренными руками, и мое лицо блестит... О, нет.
Я отбросил прочь никчемную мысль. Это уже стало привычным делом. Когда я окажусь дома, все пойдет как надо. Увижу Неттл и мою новорожденную внучку. Найдется и способ справиться с Серебром. Чейд что-нибудь разузнает, найдет решение... Нет, ведь Чейд мертв, и его сын тоже. Как меня примет Шун, когда я преподнесу ей эту новость? Права ли женщина Элдерлинг? Убьет ли меня Серебро? Она сказала, что я усохну до самых костей.
Я лгал себе.
С наступлением ночи я заставил себя подняться. Ворона сидела на дереве надо мной. Я поднял голову к темнеющим ветвям и с удивлением обнаружил, что вижу ее, различаю очертания тела по теплу. Шут о таком говорил, когда выпил драконью кровь.
- Я собираюсь идти. Хочешь, я тебя понесу?
Вороны не летают в темноте.
Мотли пренебрежительно каркнула. Она может меня отыскать, когда захочет. Это она мне уже продемонстрировала.
В последние дни дорога стала оживленнее, но по ночам на ней было меньше повозок и лошадей, и простыня неплохо меня прикрывала. Я выбрал хорошее время. Нагретые за день камни излучали другое тепло по сравнению с маленькими зверьками, что рыскали в поисках корма по обочинам дороги. Еще один подъем и еще один холм. Дорога пролегала через обработанные земли и пастбища. Где мне спрятаться днем? Позабочусь об этом на рассвете.