Судьба Убийцы

Мы с Пером бежали рысцой вслед за широко шагавшими взрослыми. Я была босиком, мокрые штаны хлестали по ногам. Какой-то человек, толкавший ручную тележку, уставился на нас и нахмурился, но не стал размахивать руками, кликать народ и бросаться в погоню.

- А сейчас бежим, - тихо приказал Любимый, и мы рванули. Мы пронеслись мимо двух старушек с корзинками овощей, которые громко восклицали, указывая на клубы дыма. Через дорогу перебежал подмастерье в кожаном фартуке – он так спешил, что даже не заметил нас. Мы добрались до набережной. У меня ужасно кололо в боку, но мы продолжали бежать. Тут были люди, но все они двигались в противоположном направлении – к выходу с набережной и проходу в Клеррес, как и предсказывал Любимый.

Темными клубами на синеве неба над стенами замка поднимался дым. Показалась флотилия рыбацких суденышек – какие-то с парусами, другие на веслах, они обогнули замковый мыс и теперь усеяли водную гладь, словно мирные морские птицы.

Под нашими ногами прогромыхали полые ступени причала, и вот мы на самом краю. Я согнулась, упершись в колени и тяжело дыша.

- Слава Эде и Элю, - дрожащим голосом произнес Лант.

Я сделала пару шагов и глянула вниз: в шлюпке было четверо матросов. Трое из них свернулись калачиком на дне и дремали, но стоило нам начать спуск, как все они быстро вскочили и заняли свои места на веслах. Одна из них спросила:

- Где Фитц?

- Не с нами, - коротко ответил Лант.

Задавшая вопрос татуированная воительница понимающе кивнула, потом мотнула головой в сторону острова:

- Я как увидела огонь посреди ночи, сразу поняла, что это его работа, - она пристально посмотрела в лицо Любимому, покачала головой, потом перевела взгляд на меня. - Так, значит, ты и есть та девчонка, из-за которой весь сыр-бор?

- Она самая, - Лант избавил меня от нужды отвечать и чуть ли не с гордостью добавил: - Она-то и устроила тот пожар!

- Молодчина, феечка! Молодчина, - и она бросила мне отсыревший плед, а затем повернулась к остальным матросам: - Гребем. Сдается мне, всем нам не терпится оказаться подальше отсюда, и как можно скорее.

Становилось все светлее, и было видно, как в двух местах дым поднимался жидкими струйками, а в одном месте - жирным черным столбом. Через внешние стены нельзя было разглядеть, сколько разрушений я учинила, но я улыбнулась, подумав, что достаточно. Им почти ничего не удастся спасти, в этом я была уверена.

Я заняла место рядом с Пером. Спарк и Лант уселись на дно лодки. Матросы налегли на весла, а женщина продолжала:

- Уже поздно ночью вспыхнул огонь, его было видно совсем недолго. Люди было вышли из домов и пошумели, но пришла городская стража и загнала всех обратно. Таверны тоже закрылись. Мы слышали, что они кричали. «Расходитесь по домам и оставайтесь там». И все пошли, как бараны. Мы затаились под сваями пристани. Думали, вот-вот вы прибежите сюда, но нет. Уже перед рассветом я видела фонари трех лодок, они вышли с той стороны острова и причалили к берегу. Думала, они поднимут тревогу, позовут стражу – ан-нет, ничего, - она пожала плечами.

Любимый выпрямился. Лицо его было угрюмым:

- Ничего - это они держат хорошую мину при плохой игре. Но кое-что, боюсь, им не утаить.

Женщина кивнула.

- Поднажмем, - сказала она морякам, и они добавили скорости.

Все четверо были сильными гребцами. Они синхронно склонялись над веслами, и мускулы их ходили ходуном, как будто принадлежали не четырем разным людям, а одному мощному существу. В гавани стояли на якоре несколько крупных кораблей. Мы миновали один, потом другой, и, в конце концов, я увидела судно, к которому мы направлялись. Паруса его были убраны, и на палубе царило спокойствие, но я заметила, как маленькая фигурка в «вороньем гнезде» поднялась, и начала молча спускаться вниз по мачте. Смотровой не поднял шума, как мне показалось, специально. Когда мы приблизились, несколько матросов ждали нас у поручней.

Мы подошли со стороны борта, и я увидела носовую фигуру. Это было невыносимо. На нас смотрел мой отец, на его лице играла легкая улыбка. Я зарыдала.

Пер обнял меня и крепко сжал. Его грудь вздымалась за моей спиной, но он не издал ни звука. Никто не заговорил с нами. Я подняла голову и увидела, как Спарк по-детски сжалась, Лант поддерживал ее, склонив голову и роняя слезы с подбородка. Гребцы молчали, их лица были суровы. А что Любимый? Его лицо было словно изо льда. Шрамы исчезли, но он выглядел постаревшим. Изможденным. Слишком печальным, чтобы лить слезы.

Наши матросы подвели шлюпку ближе и поймали конец веревочной лестницы.

- Поднимайтесь на борт, - сказал один из них, махнув в сторону лестницы, и дальше мы справились сами.

Спарк вскарабкалась наверх и, отступив в сторону, подала руку Перу и мне. Любимый лез за мной, словно бы страхуя меня от падения. Лант был последним, и не успел он перелезть через фальшборт, двое гребцов тоже начали подъем. Повернули шлюпбалку, спустили линь и подцепили шлюпку.

Один матрос свесился за борт и кому-то доверительно сообщил:

- Порядок, они все на борту!