Я вспомнила, как мне было холодно и как Ревел нес меня на руках в дом. Как мы спускались по лестнице. Но сейчас я мерзла не от снега, а от того, что промокла. Мои ноги волочились по воде. Или это все-таки снег? Я оторвала голову от его плеча и прошептала в сноп искристого света:
- Ревел?
- Пчелка! Ты очнулась? – ответил мне свет. Это было сплетение, переливающееся всеми возможными будущими. Никакой не Ревел. Эта резкая, ослепительная сущность пронизывала меня и колола. Я напряглась, чтобы отстраниться, но он снова заговорил: - Не делай так. Здесь темно, и в тоннеле поднимается вода. Ты упала и была без сознания.
- Отпусти меня! Это невыносимо!
- Невыносимо? – озадаченно прошептал он.
Я возвела свои стены, но свет не померк. Он не освещал, он слепил. Так много путей начинались с этого мгновения.
- Отпусти меня, - взмолилась я.
И все-таки он колебался.
- Ты уверена? Здесь будет глубоко для тебя, возможно, воды по грудь. И она холодная.
- Слишком много путей! – закричала я. – Отпусти меня, поставь, отпусти!
- О, Пчелка, - ответил он, и я узнала его. Слепой нищий с рыночной площади. Тот, кого мой отец называл Шутом. Любимый, который пришел спасти меня. Мне не понравилось, как неторопливо он опускал меня в воду, но он был прав – она дошла до ребер и была такая холодная, что у меня перехватило дыхание.
Я отступила от него и чуть не упала. Он ухватил меня за драное плечо рубахи. Я позволила ему держать за нее. Благословенная тьма окутала меня наконец.
- Где Пер? – Он был первым человеком, с которым я чувствовала себя в безопасности и который пришел мне на ум, а затем: - Где мой отец?
- Ты оставила Пера в конце тоннеля, мы скоро доберемся туда. Я надеюсь. Мы идем медленно, сквозь толщу воды идти тяжело, - он осторожно спросил меня: - Ты помнишь, где мы находимся и что случилось?
- Кое-что помню, - ему стоило бы говорить погромче, у меня звенело в ушах. Отец, наверное, ушел вперед с остальными – догонять сбежавших Белых. Лучше бы он не покидал меня больше. Я сделала шаг, оступилась, подняла брызги, но выпрямилась.
- Я все еще готов нести тебя, если хочешь.
- Нет, лучше я сама. Как ты не понимаешь? Когда ты ко мне прикасаешься, ты заставляешь меня видеть все пути. Все и сразу!
Он промолчал. Или нет?
- Говори громче! – попросилая его.
- Я ничего не видел, когда нес тебя. Никаких путей. Только темноту, сквозь которую мы идем, Пчелка. Возьми меня за руку, дай я тебя поведу.
Его пальцы коснулись моей кожи, и я отшатнулась.
- Я могу идти на твой голос.
- Сюда, Пчелка, - сказал он, вздохнув, и пошел вперед. Пол под водой был ровный, но склизкий. Я держала руки над водой. Было невозможно глубоко вдохнуть. Я сделала несколько шагов вслед за ним и снова спросила:
- Где мой отец?
- Остался позади, Пчелка. Знаешь, там был пожар, и, как ты, наверное, успела услышать, мы принесли с собой горючие горшки. В общем, был взрыв, и потолок рухнул. Твой отец… попал под обвал.
Я остановилась. С холодной водой, доходящей мне до груди, со всей этой темнотой вокруг, что-то куда более холодное и темное поднималось внутри. Оказалось, что есть нечто хуже страха и боли. И оно заполняло меня.
- Знаю, - хрипло сказал он. Да только откуда ему было знать, что я чувствовала. Он продолжал: - Нам надо спешить. Я нес тебя вниз, под уклон, и здесь достаточно глубоко. Сейчас мы на ровном месте, но вода все прибывает. Идет прилив, и тоннель может затопить полностью. Нам нельзя мешкать.
- Мой отец мертв? Как? Как он может быть мертв, а ты жив?
- Идем, - скомандовал он, захлюпав впереди, и я пошла за ним. Я слышала, как он набрал в грудь воздуха и после некоего звука, похожего на всхлип, глухо сказал: - Фитц мертв, – он попытался продолжить, но сразу не получилось. В конце концов, он выдавил: - Мы с ним оба знали, что придется выбирать. Ты сама слышала, что он говорил об этом. Я обещал, что выберу тебя. Это было его желание, - придушенным голосом он спросил: - Ты помнишь свой сон про весы?
- Я должна вернуться к нему!