Судьба Убийцы

Я вернулся в каюту Янтарь и аккуратно написал записку Чейду на крошечном куске пергамента. Прекрасный пергамент был почти прозрачным, но места было слишком мало, чтобы написать нечто большее, чем просто то, что я очень доволен службой Фитц Виджиланта. Я смог лишь добавить, что он несколько раз помогал мне сохранить жизнь. Я подул на пергамент и помахал им, чтобы подсохли чернила, а затем скатал, чтобы он уместился в полую костную капсулу, которая защитила бы его в пути. На самой кости я написал имя Чейда и замок Баккип, Бак в Шести Герцогствах. Ей предстоял долгий путь. Доверяя капсулу смущенному Ланту, я задумался, получили ли дома хоть одно из наших сообщений? Я не запечатал ее воском, и он знал, что это мое приглашение прочитать написанное. Но времени на обсуждения не было, потому что все остальные стремились попасть в Делипай. Я решил предоставить Ланту возможность составить сообщение, объясняющее, где мы находимся и каковы особенности природы живого корабля, на котором мы находились.

Я торопился, но все равно заставил ждать отправлявшихся на берег. Альтия дружески помахала Проказнице, прежде чем повернуться и спуститься по трапу в ожидающую лодку. Живой корабль наблюдал, как наша группа спускается вниз и рассаживается по местам. Ее улыбка стала шире, но недоуменно увяла, когда лодка отправилась прямиком к Делипаю.

Тягучим вечером мы с Пером уселись за стол в камбузе и от нечего делать принялись играть в кости, воспользовавшись комплектом, принадлежавшим команде. Меня не волновало, выиграл я или проиграл, поэтому играл плохо, вызвав раздражение у Пера. Для моего Уита корабль после ухода большей части команды воспринимался пустым, едва ли не пещерой. Клеф и некоторые из «стариков» собрались за дальним концом стола. Китл занималась готовкой, повсюду снова витал запах приготовленного мяса. Она позвала нас поесть под одобрительное бормотание экипажа. Еще более соблазнительной, чем блюдо обжаренных полосок мяса, была большая миска свежей зелени. Зеленый лук, плоские стручки гороха и хрустящие стебли незнакомых мне овощей смешивались с морковью, толщиной не больше моего большого пальца, и пикантной багровой редиской. Мы разобрали еду на оловянные тарелки. Мясо было жестким и слегка с душком, но никто не жаловался. Экипаж ел его с белым соусом, таким острым, что у меня заслезились глаза и потекло из носа, как только я его попробовал. Но никто не смеялся надо мной и не шутил.

Мы с Пером ели на нашем конце стола, отдельно от членов экипажа. Короткие взгляды, которыми нас награждали, были наглядным напоминанием о том, что они не забыли, кто стал причиной их проблем. Клеф сердито посмотрел на столь явное разделение и присоединился к нам, заполнив пустое место у стола между нами и экипажем.

После того, как мы поели, и Ант собрала тарелки, Клеф присоединился к нашей игре. Я бросал кости и передвигал свои фишки, но Клеф и Пер понимали, что соревнуются только друг с другом. Пока они играли, я краем уха прислушивался к приглушенному разговору экипажа. Умудренные опытом моряки вспоминали «былые дни». Некоторые присутствовали, когда Совершенного стащили с отмели, где он томился много лет, и отбуксировали на глубокую воду. Другие вспоминали, как корабль противостоял флоту обычных судов и помог Сатрапу Джамелии в его притязаниях на власть. Они поминали товарищей по команде, которые умерли на палубе корабля и отдали свои воспоминания его диводреву. Лоп, который не блистал умом, зато всегда ответственно выполнял свою работу. Симой, какое-то время бывший помощником капитана, пока не наступил год, когда исчерпалась его жизненная сила, он высох до костей и умер на палубе, укладывая канат. И еще они говорили о пирате, о Кенните. Совершенный был его семейным кораблем, но это оставалось тайной, пока Кеннит был жив и совершал налеты. Еще менее было известно о том, что Игрот, пират, известный своей жестокостью, похитил и корабль, и юного Кеннита и дурно обращался с обоими. Даже после того, как Совершенный воссоединился с Кеннитом, и они заново узнали друг друга, Кеннит попытался сжечь и отправить корабль на дно. Но уже в конце, когда Кеннит умирал, Совершенный взял его тело и нежно принял в себя. Это была загадка, которую они все еще обсуждали вполголоса. Как мог своенравный корабль быть таким любящим? И не воспоминания ли Кеннита двигали им сейчас, при возвращении в Делипай?

Я молча размышлял. Чьи воспоминания приведут Совершенного к Клерресу? Бесспорно, Игрота. Неужели помыслы и деяния этого гнусного старого пирата таятся в диводреве корабля? Насколько глубоко воспоминания о человеческой семье и членах команды впитывались в древесину дракона?

И я подумал о том, каково было Альтие чувствовать себя капитаном корабля, который всегда будет хранить воспоминания о ее насильнике. А сколько еще пиратов таились в корабле, который хочет стать двумя драконами?

Бесполезные вопросы.