Постепенно римлянам становилось ясно, что решающее сражение морской державе придется все-таки давать на море, ведь именно по морю лютующему на юге Италии Барке подвозят припасы. Вот только все римские корабли к тому времени лежали на дне морском, а казна была пуста: три римских флота потопила морская стихия! Впрочем, ветер начинал слегка посвистывать и в казавшихся бездонными карфагенских финансовых закромах. Четверть века воевать — не чай с плюшками пить!
И тогда римская олигархия сделала беспрецедентный шаг — аристократы дали государству беспроцентный и бессрочный кредит. Как отмечает Полибий, «из великодушия и любви к родине». На эти деньги римляне построили еще один флот. Зная характер карфагенской знати, можно побиться об заклад — никогда эти люди не сделали бы ничего похожего…
Теперь у Рима снова был флот. И значит, снова был шанс. И они его использовали по полной. В 241 году до нашей эры 200 кораблей под командованием консула Лутация Катулла начисто разбили карфагенский флот у Эгатских островов. Это послужило последней точкой в войне. Карфаген запросил мира. Мир был подписан двумя полководцами (Гамилькаром и Катуллом) и позже с небольшими поправками ратифицирован римским сенатом. По условиям мирного договора Карфаген должен был в течение 10 лет выплатить Риму довольно большую контрибуцию — 3200 эвбейских талантов серебра, а бывшая карфагенская провинция Сицилия перешла Риму.
Сицилия стала первой неиталийской провинцией Рима. Учитывая, что Сицилия не рассматривалась римлянами как союзная территория, а ее жители не являлись римскими гражданами, их обложили налогом. Впрочем, налогом довольно щадящим — 10 % доходов Сицилия должна была переводить в Рим. Это был первый опыт Рима в упражнениях с налогами. В дальнейшем он стал практиковаться и в других провинциях, поскольку военные расходы с расширением империи все росли и росли.
В общем, в этой изнурительной 24-летней войне победил Рим. Римская федерация не собиралась воевать дальше. Но в Карфагене зрели реваншистские настроения. И душой реваншизма был Гамилькар Барка. Карфагеняне отныне считали римлян своими кровными врагами и мечтали Рим уничтожить… А римляне? О, это был совсем другой народ! После победы римляне повели себя самым странным образом. Они стали помогать вчерашнему врагу — Карфагену. Дело в том, что у Карфагена возникли большие проблемы. Возникли из-за природной жадности пунийцев… Нет, эту историю необходимо рассказать: без нее портрет республиканского Рима будет неполным.
Итак, заключен мирный договор. Гамилькар небольшими отрядами посылает свое войско в Карфаген. Небольшими, потому что он человек опытный и понимает: незачем сразу вводить огромное количество вооруженных людей в большой и богатый город. Опасно. Армия-то наемная. Это солдаты удачи. Для них главное деньги. Поэтому Гамилькар и отсылает войско в Карфаген частями, надеясь, что сенат, расплатившись с очередной порцией, отпустит солдат на все четыре стороны. Затем — следующая порция. И так далее… Но не тут-то было. По природной жадности карфагеняне стали торговаться с наемниками, пытаясь сбить цену на их услуги. И пока они это делали, число прибывающих наемников все росло и росло.
Наемники сидели в своем лагере под Карфагеном в ожидании денег, но каждый раз вместо денег приходили какие-то люди и снова начинали вести путаные переговоры о том, что с деньгами сейчас напряженка и неплохо бы слегка ужаться, потерпеть…
Ну и в конце концов случилось то, что должно было случиться — наемники взбунтовались. Вместе с ними восстала вся Африка, находившаяся под влиянием Карфагена. Восстала Ливия, которой приходилось платить Карфагену немыслимые налоги, доходившие аж до 50 %! Ясно, что такой налог могут выплачивать государству лишь некоторое время — до тех пор, пока не представится случая воткнуть ему нож в спину.
У Карфагена оставалась надежда только на Гамилькара Барку. Полибий недаром называл его самым талантливым полководцем Первой Пунической войны — Барка надежды оправдал: он быстро нанял других наемников, заплатив им вперед, вывел из слоновников Карфагена боевых слонов, и началась… чуть не написал «гражданская война». Нет, это была не гражданская война, поскольку ни восставшие наемники, ни ливийцы, ни наемники Гамилькара не были гражданами Карфагенской республики… Это была, скажем так, внутренняя война. Длилась она почти три с половиной года и достигла необыкновенного ожесточения. Стороны, в полном соответствии с «лучшими» чертами карфагенского характера, обходились с пленными самым жесточайшим образом. «Трупы их имели такой вид, будто их терзали дикие звери», — пишет один эмоциональный историк.