Судьба советского офицера

– Нет. Дети со мной. И всегда будут со мной. Поэтому, пока не вырастут, а они ещё и в школу не пошли, придётся мне позабыть и о себе, и о тех женщинах, которых мог бы рассматривать в качестве спутниц в жизни.

– У меня сложилось впечатление, что девушка, которая провожала вас, очень хорошая. И, наверное, любит вас, – сказала Екатерина Владимировна.

– Мне кажется, что я тоже её полюбил. Но…

– Что «но»? Как же это так, молодой человек: о себе, значит, вы подумали, а о ней? Вы сказали ей о детях?

– Нет… Знаете, хотелось, что б, – он запнулся. – Боялся я, что всё испорчу. Замечательные у нас сложились отношении. Хотелось хоть на время забыться.

– А честно это?

– Вы учительница? – вопросом на вопрос спросил он.

– Нет, я врач…

– Понимаю, что поступил не очень честно.

–То-то и оно, – сказала Екатерина Владимировна. – Да и не вам за неё решать. Меня, к примеру, если бы встретила настоящего человека, дети бы не остановили. Напротив, хватило бы и им тепла и любви, поскольку это дети любимого.

– Что же мне делать?

– Выяснить отношения. Во всём признаться. Адрес-то, надеюсь, у вас есть?

– Конечно. Она как раз перед отъездом мне дала его.

– Так немедленно напишите. Всё расскажите ей. А она уже решит, как поступить. Извинитесь, что сразу не сказали всего. Объясните, уж как сумеете.

– Спасибо… Спасибо, – радостно сказал Синеусов. – После разговора с вами всё стало на место.

С лёгким сердцем он встал, собираясь откланяться. А Екатерина Владимировна вслед, чтобы, наверное, ещё более раззадорить его и утвердить в решении, сказала:

– А то сморите. Мы, женщины, мстительны. Вот не узнает правды ваша Ирина, подумает, что женаты, и заведёт новый роман.

– Нет-нет, – испуганно возразил Синеусов. – Она этого не сделает.

– Ещё как сделает! – убеждённо заявила Екатерина Владимировна. – А кому ей хранить верность? Человеку, который уехал и забыл её?

– Не успеет. Я напишу…

Синеусов попрощался и удалился в своё купе. Всё прояснилось в его мыслях. Он разобрал кровать и лёг спать, но долго ещё размышлял над тем, что написать Ирине и как сделать ей предложение. Тут нужна была особая деликатность. Завершение же разговора с Екатериной Владимировной пробудило некоторое беспокойство и, даже ревность. Он подумал о том, что Ирине ещё осталось некоторое время отдыхать в санатории среди многочисленных донжуанов и ловеласов, которые будут непрерывно осаждать её. На курорте красивая женщина подвергается атакам не единожды в день.

Поразмыслив, он решил немедленно написать письмо при тусклом свете дежурного ночничка, чтобы отправить его утром с любой большой станции. Но это оказалось сложнее, нежели подготовить статью по боевой подготовке для военного журнала. Здесь затрагивались такие струны души! Сказать бы сразу: люблю и прошу быть моей женою. Но Синеусов подумал: «А вправе ли я совсем ещё молодой женщине навязывать своих детей? Сколько проблем! Какая ответственность! Ведь она шла на отношения со мной, вероятно, полагая, что я холост. Правда, успокаивали слова Екатерины Владимировны о том, что, если женщина любит, дети не могут быть помехой, особенно в таком как у него случае. Исписал несколько листов бумаги, но потом от всего написанного оставил, наверное, не более того, что осталось в краткой записке в известном эпизоде из фильма «В бой идут одни старики». Что ж, краткость сестра таланта… Ирина должна была знать, что он любит её, что он холост, но у него два сына…

Утром он купил в киоске на платформе конверт, вернулся в купе и открыл накладной карман сумки, чтобы взять адрес. Адреса не было. Он в замешательстве стал вспоминать, когда и где мог потерять его. Письмо от детей было на месте. Он помнил, как положил листочек с адресом туда же, где находилось письмо, помнил, как, заметив ещё до посадки в поезд, что карман открыт, застегнул его. Больше он туда не лазил, но адрес исчез.

«Мистика какая-то, – размышлял он. – Но не Ирина же его вытащила? Зачем ей это? Она сама написала его. Нет, конечно, нет. Но ведь больше просто некому».

Он открыл сумку, пошарил там, проверил все свои карманы, зачем-то осмотрел купе. Всё тщетно. Сосед крепко спал, и Синеусов вышел в коридор в надежде, что удастся поговорить с Екатериной Владимировной. Дверь в её купе была открыта, и он снова получил приглашение на чай. Поблагодарил, зашёл в гости и поделился своим несчастьем.

– Невероятно, – говорил он. – Листок не мог выпасть незаметно. Но что же делать?

– Писать на санаторий.

– А я и санаторский адрес толком не знаю. И фамилию её не знаю.

– Как же так? – удивилась Екатерина Владимировна.

– Всё откладывал и откладывал серьёзный разговор. Ну а просто ни с того ни с сего посчитал неудобным фамилию спрашивать.

– Тогда выход один. Сесть во встречный поезд и вернуться в Пятигорск, – посоветовала Екатерина Владимировна.

– И это надо? – неожиданно вставила Алена, начавшая прислушиваться к разговору, к которому накануне ещё была равнодушна.

– Это уже зависит от человека и силы его чувств, – ответила Екатерина Владимировна.