– А я, поскольку историю преподаю, должна знать, что говорить ребятам. Они ж от мира не изолированы: телевизор смотрят, радио слушают. Родители-то дома и журналы, и газеты обсуждают, – говорила Ирина.
– Да, много странного в нашей жизни, – резюмировал Синеусов. – Но не будем об этом сегодня. У нас отдых, прекрасные края, прекрасная погода и вы поразительно прекрасны.
– Да уж, погода, – вставила Ирина, снова стараясь увести разговор от обсуждения собственной персоны. – В чём домой теперь идти? В ваших шортах?
У Синеусова замерло сердце. Можно было понять это, как намёк на желание остаться у него, но он тут же отбросил эту мысль, понимая, что сказанное вряд ли можно истолковать подобным образом. Когда вы молоды, полны сил и энергии, а рядом с вами обворожительная молодая женщина, когда вы с нею одни в комфортабельном номере, где никто не может вам помешать, когда перед вами широкая и просторная кровать, какие мысли будут вертеться в голове у вас? Уж, наверное, не о целях и задачах перестройки. У Синеусова в голове образовался полный сумбур, и он никак не мог наладить хоть какой-то связный разговор. Дрожь проходила по телу, когда взгляд случайно падал на её полные коленки и на то, что выше них уходило под его же шорты, на красивые руки, на шею, на рассыпавшиеся по плечам роскошные волосы. Быть может, лет десять назад он бы сел рядом на кровать, попытался обнять… А там будь что будет. Теперь же он любовался ею, но не знал, как поступить, и чувствовал, что и она не знает, как ей вести себя с ним. Они, словно бы оказались на перекрестке дорог, и пути-дороги могли повести в любую сторону. Это было время, когда женщины ещё не продавались, открыто на улице, более скрытно в банях и массажных центрах, и совсем уже тайно, в так называемых элитных клубах. Это было время, когда мужчина должен был завоевать женщину не с помощью омерзительных зелёных бумажек, а только своим интеллектом. Это было время, когда в людях ещё сохранялось некоторое подобие благочестия. Я говорю, некоторое подобие, потому что это благочестие не основывалось на праведной вере, а держалось только на традициях предков, ещё не окончательно сокрушённых, и держалось из последних сил. Это было время, когда ещё сохранялось некоторое подобие стыдливости, когда соблюдалось таинство близости между мужчиной и женщиной. Всё это ещё не было той бессовестной формой взаимоотношений, которую впоследствии внедрила демократия. Это ведь именно демократы подразумевают под любовью не само высшее и светлое чувство, а физические упражнения в похоти. А по сравнению с этими упражнениями, всё то, что происходит в определённое природой время у животных, можно назвать верхом благочестия. В эпоху ельцинизма пошлость стала нормой поведения ельциноидов. И, быть может, кому-то из покупателей любви эпохи ельцинизма могло бы показаться удивительным, что молодой капитан, привлекательный для женщин, забивает голову нелепыми размышлениями. Впрочем, известна простая истина: мужчины делают дело, бизнесмены – деньги. Синеусов относился к мужчинам, которые делали дело, может, и не самое главное в стране, но дело, которое надо делать хорошо. Это главное в его жизни дело определяло и его отношение к женщинам.
Разговор об истории, который они начали, несмотря на очень и очень волнующую тему, был спасительным, разряжающим напряжение. И всё-таки эта тема уместнее была бы в другой обстановке. Они оказались в положении, когда мужчина и женщина, в глубине души, уже чувствуют необыкновенное единение. Но, не менее отчётливо ощущается и непреодолимый барьер, разделяющий их. Он, этот барьер, сдерживал и наших героев. Ведь сами по себе отношения между мужчиной и женщиной основаны на таинстве продолжения человеческого рода. И это таинство не терпит легковесности и легкомыслия.