Судьба семьи Малу

Оставшаяся группа людей вышла на маленькую площадь с фонтаном. Площадь снова опустела. Больше там никого не было. Все кончилось.

— Есть у кого-нибудь ключ? — спросил Эдгар. Ключа ни у кого не оказалось. Пришлось звонить. Спустилась и открыла дверь тетя Жанна.

— Уже? — воскликнула она. Тетя Жанна привыкла к похоронам с церковной службой и отпущением грехов. — Как быстро!

Вестибюль и ступени лестницы были усыпаны лепестками цветов.

— Вот, Жюль, что мы с сестрой решили… Никто не подумал о том, что надо закрыть дверь комнаты покойного, и это сделал Ален. Сначала ему захотелось запереться у себя и подождать там конца разглагольствований, которые уже начались, но потом он все-таки последовал за остальными в столовую и облокотился о камин.

— Ты твердо решил не уезжать? Он утвердительно кивнул.

— Учти, твоя мать имеет право заставить тебя уехать с ней. На что ты, собственно говоря, надеешься, оставаясь здесь?

— Не знаю…

— Здесь тебе будет труднее устроиться на работу, чем где-нибудь в другом месте. Сегодня люди пришли на похороны как ни в чем не бывало, но завтра они станут такими же злобными, как раньше.

— Мне все равно.

— Пусть делает как хочет, Жанна, — вздохнула г-жа Малу.

— Хорошо! Во всяком случае, мы увозим твою мать к себе. Она пока поживет у нас. Ей нужно дать время прийти в себя. Нельзя сказать, чтобы у нас было слишком много места в доме, дела у нас идут не так уж хорошо, но это наш долг. Остается вопрос о твоей сестре.

— Настаивать совершенно бесполезно, — отрезала Корина, сидевшая глубоко в кресле, скрестив ноги, с сигаретой в зубах.

— Ты не говорила бы так, если бы отец был жив.

— Отец не занимался моими делами.

И это была правда. Слова ее поразили Алена. Для него это было открытие. Занимался ли когда-нибудь ими отец? Конечно, он приносил им подарки, самые красивые, самые дорогие. Насколько им было известно, ни у одного ребенка не было таких дорогих игрушек, как у них.

И когда дела Малу шли хорошо, дети получали столько карманных денег, сколько хотели.

Но интересовались ли родители, как учится Ален? Он сам подделывал подпись отца в своем дневнике, и отец знал об этом. Что до Корины, то она всегда жила так, как хотела. Кто в этом доме жил не так, как хотел, включая слуг, которые делали все, что им вздумается?

И вот Ален впервые в жизни задал себе вопрос: «Почему?»

Он думал о том, каким человеком был его отец. Например, он вспоминал, как иногда отец клал руку ему на плечо и произносил: «Сынок…»

«Сынок…»

Это была нежность. Это было больше чем нежность. И конечно, отец очень любил жену, раз переносил ее вечную хандру и фантазии.

Что это был за человек?

— Моя мать уехала? — спросил спустя некоторое время Эдгар.

Он неохотно произносил слово «мать».

— Да, она уехала, и, надеюсь, я никогда ее больше не увижу. Сейчас она, наверное, у нотариуса. Она убеждена в том, что существует завещание и что твой отец ей что-нибудь оставил. Кажется, он всегда обещал ей оставить что-нибудь в наследство. Но теперь это, впрочем, нереально, потому что делить-то все равно нечего. Она была в бешенстве. Страшно меня ругала, и тете Жанне пришлось выставить ее за дверь.

— А куда делись драгоценности? — снова спросил Эдгар.

— Ты ведь хорошо знаешь, что они были проданы, уже давно.

— Все?

— Ну да, все. Ты что, хочешь обыскать мои вещи?

— И жемчужное ожерелье тоже?

Он видел его несколько дней назад, и она это знала.

— Оно фальшивое. Настоящее ожерелье было заложено в Париже, и твой отец дал мне это взамен. Если хочешь…

Он колебался. Было ясно, что он сомневался в том, что говорила г-жа Малу, но не посмел потребовать ожерелье, так как она утверждала, что оно фальшивое.

— Но зато я считаю, что тебе надо отдать перстень твоего отца. Сейчас я тебе его принесу. Если вы согласны, Алену я отдам другое кольцо и запонки. Что касается булавки для галстука с рубином, той, которую он всегда носил, я подумала, если вы оба согласны, мы отдадим ее вашему дяде на память.

Жюль Доримон сделал вид, что протестует.

— Остается Бертран. Что я могла бы дать Бертрану? Только янтарный мундштук в серебре. Ты куришь, Бертран?

— Немного, тетя.

Все присутствовавшие чувствовали себя неловко. Г-жа Малу принесла из своей комнаты футлярчики, их содержимое разложили на столе.

— У него был золотой портсигар, но вот уже две недели, как он его продал, а этот, серебряный, куплен по крайней мере лет двадцать назад.

— Я возьму его, — сказал Эдгар.

— Я вот еще о чем думаю. Остались его костюмы, которые не конфисковали. Эдгар слишком высокий, Ален тоже. Но вот Жюлю, если их немного переделать…

— Хорошо бы нам чего-нибудь поесть, — с нетерпением сказала Корина.

— Ничего не приготовлено. Жанна предлагает — и она права — пойти в ресторан.

— Поезд отходит в пять тридцать.

— Но мы же не решили вопрос с Кориной.

— Вы не могли бы не приставать ко мне?.. — вздохнула она.

— Учти, я не знаю, что делать с тобой в Париже. На бульваре Бомарше тебе жить негде.

— Вот видите!

На бульваре Бомарше был книжный магазин и квартира Доримонов.