Судьба с чужого плеча

Меня ослепляет солнечный лучик. Слезы, стоявшие до сих пор в глазах, стекают по щекам. Я вытираю их тыльной стороной ладони, свет снова бьет в глаза, но мгновение спустя мне удается различить источник. Это не солнечный луч, а фары полицейской машины. Что она здесь делает? Какая же я дура! Могла бы догадаться, что на могиле родителей меня будут искать. Как теперь поступить? Убежать я уже не успею, а спрятаться негде. Пригибаюсь и, касаясь руками земли, перебираюсь на соседнюю могилу. Машина останавливается, передние двери открываются, но полицейские не спешат выходить. Похоже, они что-то ищут в бардачке. Я пользуюсь моментом и переползаю на следующую могилу. Похороненного здесь человека не балуют вниманием – надгробие изгадили птицы, искусственные цветы поблекли, затерявшись в переросшей ограду траве. Если сесть на корточки за памятником и пригнуться, можно остаться незамеченной.

Двое полицейских, громко переговариваясь, переходят от могилы к могиле. Они читают вслух надписи на памятниках. К моменту, когда стражи порядка находят могилу моих родителей, каждый из них замечает по паре знакомых фамилий. Один из полицейских принимается рассказывать историю семьи, похороненной в соседнем ряду, начиная со времен царя Гороха. Лучше бы они думали об убийстве Кати, тогда бы мне не пришлось, скрючившись в три погибели, прижиматься к памятнику незнакомого покойника.

– Что я тебе г-говорил? – наконец меняет тему второй полицейский. – Никого здесь н-нет. Д-дураку ясно, что на кладбище з-засада. Думаешь, эта Паукова – з-законченная идиотка?

Так и есть. А ты не только заика, но и слепой, если не замечаешь меня под носом.

– Без тебя знаю, но надо убедиться, а то Ален Делон бошки нам поотрывает.

При чем здесь актер? Нет, не хочу знать.

– Д-дал же бог н-начальничка!

– Старик со своим маразмом и то лучше петрил…

– С-смотри! – перебивает его напарник. – В к-кустах!

Значит, не слепой. Вот и закончились мои бега. Не прошло и дня. Ира была права, в Москве я бы так быстро не попалась. Теперь меня отвезут в полицию, обыщут, переоденут в костюм в полосочку и запихнут в камеру к проституткам и наркоманкам, где я просижу до суда и, если к этому времени останусь жива, отправлюсь на постоянное место жительства в колонию для детоубийц. Может, это к лучшему? Там мне ни о чем не придется беспокоиться, за меня все решат надзиратели. Днями буду строчить на машинке робы, а по вечерам читать книжки. Как же я соскучилась по этому умиротворяющему занятию за два года замужества… Правда, от плохого питания у меня откроется язва, после тюремного мыла выпадут волосы, а от хлорированной воды раскрошатся зубы. В общем, жизнь моя будет беззаботной, но недолгой.

От сидения на корточках затекли ноги. Я опираюсь на руки, чтобы подняться. В ладонь впивается что-то острое. Не хватало еще поранить единственную рабочую руку. Нащупываю продолговатую железку и вынимаю из травы тяпку. Отлично, теперь у меня есть холодное оружие. Может, бросить ею в полицейских и убежать? Припаяют к сроку сопротивление при аресте. Нет уж, лучше буду сотрудничать со следствием. Встаю в полный рост и, как недоразвитая, машу полицейским тяпкой.

– З-здравствуйте, – смущенно улыбается круглощекий, похожий на подростка полицейский.

Его старший товарищ поднимает в приветствии длинную, как у орангутанга, руку. Ни тебе «стойте на месте», ни «вы арестованы». Как это понимать?

– Пока вы пололи т-траву, – краснея, говорит круглощекий, – на эту могилу н-никто не приходил?

– Пока я полола траву? – переспрашиваю, чтобы убедиться, что мне не послышалось. – Нет, не приходил. А кого вы ищете?

– Женщину лет двадцати пяти, – говорит длиннорукий. – Светловолосую.

– Худую, б-бледную, – добавляет его напарник.

Я машинально опускаю глаза на свои руки и только сейчас замечаю, как они потемнели. С солнцем моя кожа не дружит, загар проступает красными, больше похожими на симптомы какой-то экзотической болезни, пятнами. Видимо, золотистый оттенок – действие чудо-средства из коричневой бутылочки.

– Нет, такой здесь не было, – благодарю Иру и за автозагар, и за косынку с косметикой. – Она преступница?

– Д-да, и очень опасная! – трясет головой круглощекий. – Сегодня утром убила свою пятилетнюю п-падчерицу.

– Почему вы думаете, что это она?

– Гражданочка, мы не думаем, – признается длиннорукий. – Мы знаем. Она и раньше поднимала руку на девочку.

Неправда! Я никогда не била Катю до той злополучной пощечины…

– Какая женщина способна убить ребенка? – проглатываю подкативший к горлу ком. – Может, это несчастный случай? А вдруг девочка упала и… – замолкаю, поняв, что сказала лишнее.

– Нет, это точно мокруха! – от возбуждения круглощекий забывает заикаться. – Там такая д-дырка в голове…

– Подробности гражданку не интересуют, – перебивает его напарник.

Еще как интересуют, но расспрашивать слишком опасно.

– Ну, я пойду? – улыбаюсь полицейским. – Скоро стемнеет.

– Дорога здесь н-небезопасная, – с трудом сглатывая, обводит взглядом мои ноги круглощекий. – Я могу п-подвезти.