Судьба по-русски

Еще одна героиня — Полина. Ее я видел символом, знаком яркой русской красоты и стати. Репетировать некогда — на пробы денег не было. Вспомнилось у Станиславского: «Внешние данные, совпадающие с характером роли, — пятьдесят процентов успеха»… Доверился Великому учителю — утвердил Ольгу Егорову!

Моя боль — Курлыгин. Бесшабашный, русская удаль, необъезженный конь (может, за то его из авиации убрали).

Если Мухина я настраивался играть в предельно сдержанных тонах, то в фильме мне все равно был нужен «взрыватель» — персонаж, способный накалять температуру добела. Кто он, этот актер?

И тут мне помогло в поисках телевидение: с Останкинской башни, из ресторана «Седьмое небо» передавали вечер-встречу с ветеранами Великой Отечественной войны. Пел Никита Джигурда. Я видел и слышал его впервые. И ошалел от его дикого напора: гитара гремела, струны лопались, хрипатый голос напоминал Высоцкого… Темперамент и певческий ор (пусть простит меня Никита) зашкаливали все приборы. Рост, нос с горбинкой, борода — ну Добрыня, да и только… Если, подумал я, на этого жеребца надеть уздечку — он украсит наш фильм.

Украсить-то он, конечно, украсил. Но про то, как я укрощал этого мустанга, надо писать специальную методическую брошюру — едва до драки не доходило. Перебор у Никиты был буквально во всем: в неосмысленном форсировании чувств, в голосе, в позе… Кстати, его атлетически сложенное тело стало не благом, а бедой: очень уж актер выставлял его напоказ. Любил актер себя. Говорю любил, потому что во втором и третьем фильмах Никита Борисович хоть и с трудом, но избавлялся от наносного «артистизма». И в конце концов Курлыгин — Джигурда на глазах зрителей мужал, умнел, хорошел…

Сочинил он песню и исполнил ее в той вулканической манере, которая придавала фильму динамизм, стала как бы призывом к активной жизни, к борьбе…

Композитором фильма я пригласил Владимира Комарова. Задача у него была непростая. Представьте себе, что персонаж находится в состоянии сильного возбуждения, прямо-таки страсти (любви, гнева, отчаяния — не важно), но ничем — ни мимикой, ни жестом — не должен выдать своих эмоций. Или такой вариант. Герой неистовствует в веселье, буйствует в разгуле, а на самом деле скрывает от окружающих боль и страдание… Если оставить эти два эпизода без музыки — значит обеднить, ускучнить сцену и героя.

Комарову, автору музыки к последним моим трем фильмам, я сказал: «Душа у героя болит, но на лице его — улыбка». Володя, спасибо ему, понял и сочинил, как мне слышится, тонкую, очень русскую мелодию.

По-человечески съемочная группа сложилась, как мне казалось, способная понимать, терпеть и преодолевать ожидаемые трудности. Но…

Финансовая подачка от Госкино (я его не сужу — в нищенском положении оказался весь кинематограф) оказалась столь малой, что творческую атмосферу стало разъедать: мизерная зарплата, к тому же не вовремя получаемая, убогие жилищные условия в экспедиции, плохое питание доводили людей до нервных срывов. Не выдержал второй режиссер — ушел из картины… Оператор, закинув за спину рюкзак, сел в электричку и укатил в Москву…

Актер, исполнитель одной из главных ролей, уже в гриме, в костюме, готовый к съемке, сидел на площадке.

— Прошу в кадр…

— В кадр я не пойду! — отвечает он мне довольно вежливо, но я вижу, что он еле сдерживается, давит в себе не просто раздражение, а уже злость. Ясно — с актером что-то произошло…

— Не понимаю… — Потрясенный отказом, я с трудом выговариваю только эти два слова.

— …Пока мне не заплатят…

— Пожалей мои седины! — умоляю я актера.

— Вас я искренне уважаю, но в кадр не пойду!

И не пошел! Пришлось его реплику передать другому актеру…

Опять все та же проблема — деньги! Работать нечем, не с кем и не на что…

Отчаявшийся Виктор Глухов до получения хоть каких-нибудь средств не мог найти никакого другого решения, как: «С завтрашнего дня группа свободна!» На то, чтобы распустить актеров, уволить, свобода, за которую так боролись, есть, а на соблюдение, защиту прав человека, оказывается, искать права негде и не у кого… Видеть, пережить то бедственное положение, в котором оказались уже полюбившиеся мне люди, было невмоготу. Кинулся я по России со своими концертами — с намерением подзаработать и помочь хотя бы тем своим актерам, у кого дети…

Как вертелся-крутился продюсер (разумеется, с моим участием) в поисках спонсоров — одному Богу известно (и нам), но через месяц на съемочной площадке появились улыбчатые лица, зазвучало слово «мотор!».