Судьба по-русски

– Я послал их всех… Далеко, понял? – орал в трубку Даня. На душе полегчало: Даню сломать трудно.

Станиславский говорил: «Правильное распределение ролей – половина успеха». Начались кинопробы… Что это были за муки! Об актерах на роль Шмидта – несколько позже. Сначала о главной героине.

Зинаида Ризберг… Это была женщина особой красоты. Хотя, если судить по фотографиям, ее красота самим Шмидтом несколько преувеличена. Что поделаешь, Петр Петрович видел ее в поезде всего сорок минут и влюбился так, что потерял голову. Значит, нужна актриса, в красоте которой бы и зритель не усомнился. Шмидт часто в своих письмах называл ее «моя испанка». Решили искать исполнительницу в Армении, Грузии, Молдавии…

Из Тбилиси позвонил наш второй режиссер Юра Фокин:

– Нашел! С ума сойти – так хороша!

– Актриса-то как?

– Не видел, но говорят, талантлива.

– Возвращайся. Вези фотографию.

Фотографии грузинской актрисы произвели на всех нас впечатление ошеломляющее: красота, осанка, женственность… Вадим Ильенко сразу влюбился и, стал уговаривать меня никого больше не пробовать.

Послали телеграмму с вызовом актрисы на пробные съемки. И началось: «Занята, могу прибыть через неделю». Потом еще через неделю, потом еще… Наконец приехала. Вошла в кабинет…

Ильенко, который ждал ее особенно нетерпеливо, вскочил и ушел из комнаты: перед нами предстало нечто совсем неожиданное… Я не скажу, что она была некрасива, но той изюминки, которую мы видели на фотографиях, и в помине не было. И главное – у актрисы отсутствовали обаяние и женственность. К тому же говорила она с чудовищным грузинским акцентом. Но это, подумал я, можно поправить – озвучить другой актрисой…

Кинопробу назначили на завтра, а сегодня нас пригласили на ужин в гостиницу «Киев»:

– Мама (она прилетела с мамой. – Е.М.) будэт очэнь счастлива познакомиться с вами.

Юрий Фокин, Вадим Ильенко и я долго спорили между собой – идти или не идти? Пошли… И, о боже!..

В «люкс» из ресторана все носили и носили яства: блюда из медвежатины, шашлыки на ребрышках… Коньяки самые дорогие, вина редчайшие… И тут мне бросилось в глаза, что нос моей «героини» неестественно покраснел и еще больше открылись ноздри… Опьянев, «героиня» говорила о том, что деньги ей за участие в фильме не нужны, она может сама платить за это. Говорила, что жених ей сказал: «Или стань знаменитой, или я не женюсь на тебе».

– Что у тебя с носом? – спросил я напрямик.

– Мальчики мячэм ударили, – ответила она, смущаясь.

– Хулиганы! – добавила все время молчавшая мама.

– Куда горбинка носа девалась? – пьяно спросил Ильенко.

«Героиня» махнула рукой и решилась…

– Правду хотитэ? – спросила она.

– Правду, и только правду! – еле выговорил изрядно опьяневший второй режиссер.

– Мнэ жених сказал: «Будешь как Быстрицкая, женюсь!» Наш знамэнитый хирург сдэлал мнэ нос, как у нее. Красыво?

На следующий день мы сделали только один дубль. Актрисой она оказалась никакой…

Была проба Зинаиды Кириенко. «Длинношеее чудо» – так называли ее в группе, восторгаясь красотой и женственностью актрисы. Но… Зиночка наша оказалась беременной!.. Ей к счастью, а нам…

Попробовали на роль Ризберг Ию Саввину. Сыграла она на съемке по-актерски просто потрясающе, но… Ничего от «испанки» не было в ее облике…

Проб было много. Много было и капризов, и гонора, и высокомерия, и себялюбия. Характеры разные, школы разные, хоть и клянутся все, что учились по системе Станиславского. Система-то одна, а трактовок множество: сколько педагогов – столько и понимания системы. И свести даже двух актеров в единый ансамбль порой бывает просто невозможно.

Главной нашей головной болью был, конечно, исполнитель роли Шмидта. Историческая личность… Это обстоятельство требовало портретного сходства, а также наличия у актера психофизических качеств, соответствовавших незаурядному характеру Шмидта: неврастенический темперамент, остро реагирующий ум, фанатическая вера в дело, которому герой посвятил себя. И при этом – какая-то детская доверчивость…

Обо всех претендентах на роль Шмидта рассказывать не буду. В каждом из них были удивительно совпадающие с прообразом качества, но… Но вот такой «чудинки», которая отличала Шмидта от других, не было.

Зато о пробе Сергея Юрского не могу умолчать. Приехал артист с глубоким знанием истории и жизни Шмидта. В короткой беседе с ним я понял – моя задача проста: не спугнуть его, не сбить с верного чувствования образа… В сцене свидания с Ризберг в каземате, когда Шмидт уже знал, что будет приговорен к смертной казни, Юрский смотрел на возлюбленную с жадностью, в его глазах читалась сумасшедшинка, он делал жесты непредсказуемые (такие жесты придумать нельзя) и поразительно точные. Речь на суде Юрский произносил одновременно и спокойно, с достоинством, и лихорадочно. Глаза его блестели предсмертным огнем. В кадре был гений в гениальном исполнении актера…